Владимир Мосс
ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ НА ПЕРЕПУТЬЕ (1917—1999)

<= предыдущая глава       содержание      следующая глава =>

ГЛАВА III.
РОССИЯ: СОВЕТИЗАЦИЯ МОСКОВСКОЙ ПАТРИАРХИИ

Горе глаголющим лукавое доброе и доброе лукавое,
полагающим тьму свет и свет тьму,
полагающим горькое сладкое и сладкое горькое.

Исаия 5:20

Хотя патриарх Тихон и отразил опасность со стороны обновленцев, он еще не разглядел хорошенько опасности со стороны поддерживавшего их коммунистического правительства, которое не стало менее враждебным Церкви, чем прежде, и которое через патриаршее "раскаяние" 1923 г. сумело заставить его приглушить свою критику.

Давление на патриарха

С июля 1923 г. ГПУ-шник Тучков выдвинул пред патриархом несколько требований (1). Первое заключалось в поминовении советских властей за богослужением. Была установлена следующая формула поминовения: "О стране Российстей и о властех ея". Отец Василий Виноградов, которому было поручено распространение указа об этом по приходам, говорил, что Тихон издал его под нажимом епископа Илариона (Троицкого) (2). Однако, на приходах вместо слов "и о властех" стали произ- носить сходное по звучанию "и областех". Вскоре опустили и всю фразу.

Хотя патриарх и уступил в вопросе о поминовении, он со всей твердостью отказался, как пишет В. Русак, "признать навязываемый ему принцип регистрации духовенства и церковных общин и согласования с властями назначений архиереев, и в целом он отверг любые меры, которые означали бы вмешательство государства во внутренние дела Церкви", в чем он имел сильную поддержку со стороны епископа Илариона (3).

Вторым требованием Тучкова было введение нового, григорианского календаря вместо церковного, юлианского. Сам Тихон писал: "Это требование, много раз повторенное, было подкреплено обещанием более благоприятного отношения правительства к Православной Церкви и ее учреждениям в случае Нашего согласия и угрозой ухудшения этих отношений в случае Нашего отказа" (4). Отношение Тихона к перемене календаря было сравнительно "либеральным", и он вместе с "малым собором" архиереев действительно выпустил указ о введении нового стиля со 2/15 октября 1923 г. Но когда он узнал, что Александрийский и Иерусалимский патриархаты, так же как и Русская Церковь в изгнании были против перемены (предложенной Вселенским патриархом Мелетием IV); и когда он увидел, что русский народ также сильно противился этому указу, точно так же, как подобному указу обновленцев несколькими месяцами раньше, — тогда он 26 октября / 8 ноября выпустил следующий указ: "Повсеместное и обязательное введение нового стиля в церковное употребление временно отложить" (5) .

Когда же, несмотря на это, правительственные агенты стали распространять копии уже отмененного теперь указа о введении нового стиля, народ увидел в этом очевидное вмешательство государства в это дело, что лишило патриарха возможности вернуться к этому вопросу во все время его патриаршества (6).

Третьим пунктом Тучков потребовал, чтобы патриарх вступил в общение с обновленцами. Противостоять этому требованию было трудно, поскольку, помимо давления извне, некоторые из ближайших помощников патриарха, такие как епископ Иларион (Троицкий), были за то, чтобы пойти на некое соглашение ради церковного единства. Но в этом вопросе на помощь осажденному со всех сторон патриарху пришел бывший ректор Московской Духовной Академии и настоятель Московского Данилова монастыря архиепископ Волоколамский Феодор (Поздеевский).

Будущий архиепископ Чилийский Леонтий, пребывавший в то время в Даниловом монастыре, вспоминает:

"Весь православный епископат и народ почитали его [владыку Феодора] за принципиальность, бескомпромиссное и прямолинейное отношение к советской власти. Он считал, что до тех пор, пока Православная Церковь не получит право на действительно свободное существование, не может быть никаких разговоров с большевиками. Власть только обманывает, ничего из обещанного не исполняет, а наоборот, обращает все во зло Церкви. Поэтому лучше было бы Святейшему патриарху Тихону сидеть в тюрьме и там умереть, чем вести разговоры с большевиками, потому что уступки могут привести Православную Церковь, в конце концов, к постепенной ее ликвидации и смутят всех, как в России, так и, особенно, за границей. Это было время, когда Святейший патриарх был выпущен на свободу.

Архиепископ Феодор почитал и жалел Святейшего, но находился в оппозиции к нему. Несмотря на настойчивые просьбы Святейшего, он отказывался принять участие в патриаршем управлении. Епископов, дискредитировавших себя в вопросах о "Живой церкви", не принимал. Он мало верил в их покаяние. Принимались и часто жили в Даниловом монастыре епископы стойкие. Иногда число их доходило до десяти и более. Все, освободившиеся из тюрем или возвращавшиеся из ссылок, находили там приют. Братия состояла из людей идейных и высококультурных. Немало вышло оттуда епископов-исповедников. Строгая духовная школа владыки Феодора налагала на монастырь особый отпечаток. За исключением двух послушников, все братия Даниловского монастыря стойко и достойно понесли свой исповеднический крест.

В эти годы монастырские храмы Даниловского, Донского, Симонова монастырей всегда были полны народу. Но уже чувствовалось, что все это доживает свои последние дни...

...И по выходе Святейшего из тюрьмы аресты епископов не прекращались" (7) .

Выйдя из тюрьмы летом 1923 г., патриарх созвал собор архиереев, известный как "Малый Собор", в Михайловской церкви Данилова монастыря. М. Е. Губонин пишет: "Малый Собор" состоялся в связи с возникновением (будто бы) в среде епископата вопроса о дальнейшей целесообразности управления Церковью патриархом после освобождения его из заключения, т. к. в перспективе он подлежал гражданскому "суду"; высказывались соображения в пользу воздержания его от управления до этого "суда" (8).

Более того, один из архиереев заявил, что Святейший скомпрометировал себя как глава Церкви тем, что оказался неспособным вовремя предотвратить возникновение обновленческого мятежа и тем, что допустил такую катастрофическую дезинтеграцию Российской Церкви.

Однако, некоторые "даниловские" иерархи на Соборе высказались ясно и сильно в защиту патриарха, заявив, что его деятельность была безупречной. В результате выступление против патриарха было подавлено, и Собор оффициально заявил о своей сыновней преданности и благодарности его Святейшеству за понесенные во благо Церкви тяготы. Более того, его попросили не покидать свой пост, но продолжать нести крест управления.

Впоследствии патриарх послал письмо архиепископу Феодору, благодаря его за линию "даниловских" архиереев на Соборе (9).

Но давление на патриарха с целью добиться от него согласия на уступки продолжалось даже со стороны ближайших к нему епископов. Так, в августе в Москве его помощник епископ Иларион просоветски высказывался в том смысле, что Церковь теперь "меняет свои ориентиры и определенно отмежевывается от контрреволюции, и приветствует новые формы советского устройства" (10) .

Поэтому неизбежно назревала новая конфронтация между "левым крылом" патриаршей Церкви, представленным епископом Иларионом и архиепископом Серафимом (Александровым), и "правым крылом", представленным архиепископом Феодором. Их столкновение произошло, когда патриарх созвал архиереев обсудить предложение обновленцев о восстановлении общения. Условие, предъявленное еретиками, состояло в добровольном отказе патриарха от своего патриаршества...

"Несмотря на оскорбительный тон послания [обновленцев], — пишет протоиерей Владислав Цыпин, — патриарх, ради спасения заблудших, ради церковного мира был готов к переговорам с обновленцами". В этом его поддерживал временный патриарший Синод. Архиепископы Серафим (Александров), Тихон (Оболенский), Иларион (Троицкий) открыли переговоры с лжемитрополитом Евдокимом об условиях восстановления церковного единства. Решительным противником таких переговоров был бывший ректор Московской Духовной Академии, архиепископ Волоколамский Феодор, настоятель Данилова монастыря.

В конце сентября 1923 г. в Донском монастыре состоялось совещание двадцати семи православных архиереев для обсуждения результатов переговоров с лжемитрополитом Евдокимом о преодолении раскола. Архиепископ Феодор не явился на совещание, но в нем участвовало много его сторонников и единомышленников" (11) .

Епископ Курский Гервасий писал об этом соборе:

"Архиепископ Серафим (Александров) в конце своего краткого доклада упомянул, что очень желательно было бы присутствие на этом совещании архиепископа Феодора (Поздеевского), как авторитетного ученого и популярного в Москве святителя.

Оффициальное приглашение архиепископу было передано, но он ничего не ответил и сам не явился на это собрание. Но если на этом собрании и не было архиепископа Феодора, то были здесь почитатели его. Так, некто епископ Амвросий, бывший Винницкий, викарий Подольский, сторонник архиепископа Феодора, выступил с речью по существу доклада архиепископа Серафима. Он начал свою речь приблизительно так: "Меня удивляет, почему вы, ваше преосвященство, называете Евдокима — митрополитом? Признаете ли вы его за законного архиерея?" Закрытой баллотировкой проект примирения и соединения с обновленцами большинством голосов был провален, и собрание было закрыто" (12).

Епископ Гервасий продолжает: "Архиепископ Феодор жил тогда в Даниловом монастыре, который был тогда местопребыванием еще нескольких, крайне консервативных и очень стойких, архиереев антониевской школы — епископа Пахомия и других. Завсегдатаями были архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), архиепископ Гурий (Степанов) и митрополит Серафим (Чичагов). Архиепископ Феодор мне говорил, ругая Илариона, что он погубит патриарха Тихона и Церковь, ...если же патриарха Тихона не будет, то власть не допустит вообще в России патриаршества, а без патриаршества для Церкви — крах" (13).

Хотя патриарх и называл "даниловцев" в шутку "конспиративным синодом", но продолжал выражать горячую признательность за их твердость. Так, в октябре 1923 г. он предложил владыке Феодору Петроградскую кафедру с возведением его в сан архиепископа. Владыка Феодор, однако, отклонил это предложение, предпочтя остаться в пределах Московской Епархии.

Тучков же продолжал настаивать на объединении патриаршей Церкви с обновленцами. В 1924 г. он потребовал, чтобы председатель Центрального комитета "Живой церкви" Красницкий был допущен в общение с патриаршей Церковью с целью подготовки к созыву Поместного Собора с участием тихоновцев и обновленцев. Целью коммунистов было создание такого союза двух церквей, который позволил бы им осуществлять полный контроль над обеими.

Сначала, 6/19 мая 1924 г., патриарх "ради мира и блага Церкви, как выражение патриаршей милости", согласился было принять Красницкого в общение и поставить пред Священным синодом вопрос о его включении в Высший Церковный Совет (14). И 8/21 мая Красницкий был введен в состав ВЦС (15). Однако, Красницкий вскоре показал свое истинное лицо, явившись без приглашения в патриаршую резиденцию в Донском монастыре и потребовав сохранения за собою титула "протопресвитер Всея Руси", присвоенного ему обновленческим собором в 1923 г. (16).В конце концов, когда возвратившийся из ссылки митрополит Кирилл Казанский убедил патриарха исключить Красницкого, требование Тучкова касательно объединения с обновленцами также было отвергнуто (17).

В этот период патриарх, будучи под особенно сильным давлением ГПУ, по существу не контролировал ход церковной жизни. "Я посылаю архиереев на юг, — говаривал он, — а власти посылают их на север" (18).

И все же Церковь, хотя и лишенная единого кормчего на земле, продолжала управляться своим Главой, Иже на небеси, Господом Иисусом Христом. Более того, хотя бы патриарх даже и не мог действенно управлять Церковью, самый факт его существования во главе ее административной структуры имел для нее великое объединяющее значение. Ибо поминовение патриарха за богослужением было внешним видимым знаком верности Православию и свободы от темных сил революции.

1 См.: РКЛИЦКИЙ, Жизнеописание Блаженнейшего Антония... Т. VI. 181–183.
2 ПОСПЕЛОВСКИЙ, Обновленчество: переосмысление течения... 63.
3 РУСАК, Свидетельство обвинения... 173.
4 ГУБОНИН, Акты... 299–300, 335.
5 Там же. 300, 335.
6 Там же. 335–338.
7 Архиепископ ЛЕОНТИЙ, Воспоминания. Цит. по: Монахиня ИОАННА (ПОМАЗАНСКАЯ), Исповеднический путь владыки Феодора // Православная жизнь 47, № 9 (549) (Сентябрь 1995) 24.
8 ГУБОНИН, Акты... 737.
9 ГУБОНИН, Акты... 737.
10 Цит. по: POSPIELOVSKY, The Russian Church under the Soviet Regime... Vol. 2. 483.
11 В. ЦЫПИН, История Русской Православной Церкви (М., 1994). Цит. по: ПОМАЗАНСКАЯ, Исповеднический путь владыки Феодора... 18.
12 ПОМАЗАНСКАЯ, Исповеднический путь владыки Феодора... 19–20.
13 Там же. 20.
14 ГУБОНИН, Акты... 317.
15 ГУБОНИН, Акты... 319, 745–746.
16 Даже большевики понимали чрезмерность притязаний Красницкого. См.: САВЕЛЬЕВ, Бог и комиссары... 190, 195.
17 См. резолюцию патриарха, адресованную духовенству Елисаветграда от 26 июня / 9 июля: ГУБОНИН, Акты... 325.
18 ГУБОНИН, Акты... 348.

Концепция Катакомбной Церкви

Незадолго до своей смерти, последовавшей на праздник Благовещения в 1925 г., патриарх доверил своему личному врачу и другу Михаилу Жижиленко свое предчувствие, что все возрастающее давление правительства вынудит однажды предстоятелей Церкви уступить более, чем это допустимо, и что истинной Церкви придется тогда уйти в катакомбы, подобно римским христианам древности. И он посоветовал своему другу, бывшему вдовцом, чтобы, когда придет время, он принял бы монашеский постриг и епископское посвящение.

Время пришло в 1927 г., когда вышла знаменитая декларация митрополита Сергия, и Михаил Жижиленко, следуя совету своего наставника, стал в 1928 г. первым епископом Катакомбной Церкви, за что в 1931 г. в Соловках поплатился жизнью. Таким образом, концепция и даже само имя Катакомбной Церкви была предвидена самим патриархом; это была и есть "Тихоновская" Церковь. Сложная и запутанная история осуществления патриаршего предречения и составляет содержание оставшейся части этой главы (19) .

Но вначале — несколько слов о понятии Катакомбной Церкви. Сам термин приводит на память положение христиан в римскую эпоху и в эпоху иконоборческих гонений, когда Церковь была вынуждена жить в полулегальном или нелегальном положении по отношению к государству. Если такой шаг был необходим при языческих римских и еретических византийских императорах, то естественно было ожидать, что она потребуется и при воинственно-безбожных комиссарах советского антигосударства, чья враждебность к религии была более жестокой, чем у тех императоров, и чей первый вождь был похоронен в мавзолее, копировавшем первый алтарь, посвященный почитанию императора Августа, "престол сатанин" в Пергаме (Апок. 2:13).

В 1918 г. патриарх Тихон призвал верных создавать братства для защиты православной веры. Н. Шеметов пишет: "Возникавшие по благословению патриарха братства отнюдь не упразднили приходов там, где они продолжали существовать; братства лишь восполняли недостатки приходов" (20).

Фактически, организация неоффициальных катакомбных общин стала необходимой, поскольку стало ясно, что богоненавистническое государство решилось на уничтожение Православной Церкви. Так, согласно архиепископу Лазарю (Журбенко), "катакомбы начались еще в 1922 г., когда началось обновленчество. Оптинские старцы благословили христиан идти в катакомбы. Первые известные нам катакомбы образовались в г. Козлове (ныне Мичуринск), где находился схиархимандрит Иларий. В 1927 г., после сергиевской декларации, по благословению святителей Петра (Зверева) и Алексия (Буй), по всей России начали создаваться катакомбы" (21) .

Первым епископом, о котором известно, что он был тайно рукоположен, был схиепископ Макарий (Васильев), посвященный во епископа Маловишерского в 1923 г. архиепископом Андреем Уфимским, епископом Михеем (бывшим Уфимским, проживавшем на покое в Оптиной пустыни) и епископом Стефаном (Бехом) (22). Более того, "даниловцы" в Москве и "андреевцы" на Урале были уже готовы к уходу Церкви в катакомбы. Они ясно видели, что Церковь не может дальше служить открыто и одновременно содержать чистое исповедание веры, незапятнанное компромиссом с коммунистами или обновленцами. История Церкви 1920-х–1930-х гг. в значительной мере подтвердила их правоту...

19 См.: ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 56.
20 Н. ШЕМЕТОВ, Христос посреди нас // Московский церковный вестник. № 11 (29) (Май 1990) 3. См. также: Д. ПОСПЕЛОВСКИЙ, Община, братство, приход // Московский церковный вестник. № 18 (36) (Август 1990) 6.
21 Владыка Лазарь отвечает на вопросы редакции // Православная Русь. № 22 (15/28 ноября 1991) 5.
22 Монах АМВРОСИЙ (ФОН СИВЕРС), [Настоящая фамилия — Смирнов. Подробнее о нем и его деятельности см.: Вертоградъ-Информ. № 8 (41) (1998) 24; № 4 (49) (1999) 36–38; № 2 (59) (2000) 46–49; № 6 (63) (2000) 28–29. — Прим. ред.] Истоки и связи Катакомбной Церкви в Ленинграде и области (1922–1992). (Доклад, прочитанный на конференции "Исторический путь Православия в России после 1917 г." С.-Петербург, 1–3 июня 1993).

Митрополит Петр Крутицкий

25 марта / 7 апреля 1925 г. Святейший патриарх Тихон почил о Господе (существуют сильные подозрения, что он был отравлен). 30 марта / 12 апреля завещание покойного патриарха от 25 декабря 1924 г. / 7 января 1925 г. было вскрыто и прочитано. Оно гласило, что в случае смерти патриарха и отсутствия первых двух кандидатов на пост патриаршего местоблюстителя "патриаршие права и обязанности, до законного избрания нового патриарха, ...переходят к высокопреосвященному Петру, митрополиту Крутицкому". В момент смерти патриарха первые два иерарха, указанные им кандидатами на пост местоблюстителя, митрополиты Кирилл Казанский и Агафангел Ярославский, были в ссылке. Посему пятьдесят девять (по другому источнику тридцать семь) собравшихся архиереев решили, что "митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и ...должен вступить в обязанности патриаршего местоблюстителя".

Однако, не все даже из православных епископов признали руководство митрополита Петра. Так, архиепископ Андрей Уфимский, который уже провозгласил свою епархию автокефальной на основании Указа патриарха Тихона № 362 от 7/20 ноября 1920 г., заявил: "Я не могу признать над собою, как епархиальным епископом, чье-либо руководство впредь до канонического Собора. Я очень твердо знаю свои канонические обязанности, чтобы не забыть своих прав оберегать свою паству от всякого недостойного "епископата" и от всяких темных сил, расхищающих наше духовное стадо. Кроме этих соображении, я, в силу 76-го Апостольского правила и 23-го правила Антиохийского собора, не могу признать передачи управления всею Церковью по каким-то тайным завещаниям духовным. Эта игра в завещания совсем не канонична" (23).

Передача церковной власти по завещанию действительно не имела себе прецедента, но поскольку она получила признание Собора 1917–18 гг., навряд ли можно сказать, что она явилась нарушением соборного сознания Церкви.

Первой необходимостью Церкви в это время был созыв Собора для избрания нового патриарха. Но, конечно, ГПУ не собиралось это допускать. Им нужна была ручная Церковь — т. е. такая, которая приняла бы от государства легализацию на его условиях. Или — если это не получится — новый раскол. И это лишь как ступень к полному и окончательному уничтожению Церкви, ибо, как сказал член ЦК и ведущий идеолог партии И. И. Скворцов-Степанов в 1922 г., хотя расколы в Церкви были и в интересах партии, в принципе партия остается врагом всякой религии и будет в конце концов бороться против них всех (24).

Воодушевленные смертью патриарха, обновленцы стали предпринимать энергичные попытки достичь единства с патриаршей Церковью во время своего второго собора, проходившего осенью 1925 г. Их попытки диктовались советскими властями, пытавшимися всеми способами давления принудить архиереев их союзу с обновленцами. Митрополит Петр, однако, оказался, по выражению коммунистов, "крепким орешком", камнем, на который всуе вздымались врата адовы. Он отклонял любые инициативы к объединению с обновленцами.

И в своем послании, датированном 15/28 июля 1925 г., после протеста против сектантской и униатской пропаганды, отвлекающей силы Церкви от главной борьбы с атеизмом, он касается и обновленчества:

"В настоящее время так называемые обновленцы все более и более говорят о соединении с нами. По городам и уездам они собирают собрания, приглашают на них православных клириков и мiрян для совместного обсуждения вопроса о соединении с нами и для приготовления к созываемому ими осенью текущего года своему новому лжесобору. Но нужно твердо помнить что по каноническим правилам Вселенской Церкви все такие самочинно устраиваемые собрания, как и бывшее в 1923 г. живоцерковное собрание, незаконны. Поэтому на них присутствовать православным христианам, а тем более выбирать от себя представителей на предстоящее собрание канонические правила воспрещают. По 20-му правилу Антиохийского Собора, "никому да не будет позволено составляти соборы самим по себе, без тех епископов, коим вверены митрополии". В Святой Божией Церкви законно и канонично только то, что благословлено Богоучрежденною Церковною властию, преемственно сохраняющейся от времен Апостольских. Все же самочинное, все, что совершалось обновленцами без соизволения в Бозе почившего Святейшего патриарха, все, что теперь совершалось без благословения Нашей мерности — местоблюстителя патриаршего, действующего в единении со всей православной законной иерархией, — все это не имеет силы по канонам Святой Церкви (Апостольские правила 34, 39), ибо истинная Церковь едина и едина пребывающая в ней благодать Всесвятаго Духа: не может быть двух Церквей и двух благодатей. "Едино тело и един Дух, якоже и звани бысте во едином уповании звания вашего. Един Господь, едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех" (Еф. 4:4–6).

Не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях. Главные их заблуждения состоят в том, что, отступив самочинно от законной иерархии и ее главы, Святейшего патриарха, они пытались обновить Христову Церковь самочинным учением (Живая Церковь № 1, 11), они извратили церковные правила, установленные Вселенскими соборами (Постановление лжесобора 4 мая 1923 г. н. ст.); они отвергли власть патриарха, соборне установленную и признанную всеми Восточными православными патриархами, т. е. отвергли то, что признало все Православие, и кроме этого, на своем соборе осудили его. Вопреки правилам Св. апостолов, Вселенских Соборов и Св. Отцев (Апостольские правила 17, 18; VI Вселенского собора правила 3, 12, 48; св. Василия Великого правило 12), они разрешают епископам быть женатыми и клирикам второбрачными, т. е. нарушают то, что вся Вселенская Православная Церковь признает для себя законом и что может быть изменено только Вселенским Собором.

Присоединение к Святой Православной Церкви так называемых обновленцев возможно только при том условии, если каждый из них в отдельности отречется от своих заблуждений и принесет всенародное покаяние в своем отпадении от Церкви. И Мы непрестанно молим Господа Бога, да возвратит Он заблудших в лоно святой Православной Церкви" (25).

Послание оказало отрезвляющее и укрепляющее действие на многих колебавшихся клириков. Даже обновленческий "Вестник Священного Синода" был вынужден признать, что оно сразу по своем выходе ослабило позиции "левых" среди тихоновцев. Поэтому на своем обновленческом "соборе" "митрополит-благовестник" Введенский публично объявил о связях митрополита Петра с заграничными монархическими кругами, в доказательство чего привел сфабрикованное им разоблачение, якобы написанное обновленческим "епископом" Николаем Латиноамериканским (26).

Большевики с готовностью оказали обновленцам поддержку в их войне против Петра. Так, С. Савельев пишет: "11 ноября 1925 г. Ярославский, Скворцов-Степанов, Менжинский обсуждали доклад Тучкова "О дальнейшей политике в связи со смертью Тихона". Было дано общее указание ОГПУ ускорить проведение наметившегося раскола среди сторонников Тихона. Конкретные меры были указаны с предельной откровенностью: "В целях поддержки группы, стоящей в оппозиции к Петру (местоблюстителю патриаршества...), поместить в Известиях ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора"... Цензура и редактирование статей было возложено на партийного философа Скворцова-Степанова. Ему помогали Красиков (наркомюст) и Тучков (ОГПУ). Этой тройке была поручена цензура декларации против Петра, готовящейся от оппозиционной тихоновцам группы. Одновременно с публикацией в "Известиях" провокационных статей против патриаршего местоблюстителя антирелигиозная комиссия поручила ОГПУ "начать против Петра следствие" (27).

Тем временем, Тучков начал переговоры с митрополитом Петром относительно "легализации" Церкви. Эта "легализация" обещала облегчить бесправное положение Церкви, но на следующих условиях: 1) выпуск декларации определенного содержания; 2) исключение из рядов епископата лиц, неугодных властям; 3) осуждение заграничных архиереев и 4) участие правительства в лице Тучкова в будущей деятельности Церкви (28) . Однако митрополит Петр отказался принять эти условия, а также отказался подписать текст предложенной ему Тучковым декларации. Он оставался камнем на пути осуществления атеистами своих планов захвата контроля над Церковью. Ибо он однажды сказал Тучкову: "Вы все лжете; ничего не дадите, а только обещаете; а теперь потрудитесь оставить комнату. У нас будет заседание".

Митрополит Петр, должно быть, предвидел свою судьбу. Ибо 22 ноября / 5 декабря 1925 г. он составил завещание на случай своей смерти, а на следующий день другое, на случай ареста, где указал имена трех заместителей: митрополита Сергия Нижегородского, митрополита Михаила, экзарха Украины, и архиепископа Иосифа Ростовского (29). 9 декабря Антирелигиозная комиссия (более точно: "Комиссия ЦК по проведению в жизнь декрета об отделении церкви от государства") одобрила деятельность ОГПУ по созданию в Церкви враждующих друг с другом группировок. Было определено также время ареста митрополита Петра. И на следующий день, 10 декабря, он был помещен под домашний арест (30)...

12 декабря митрополита Петра взяли во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Одновременно была арестована целая группа проживавших в Москве архиереев, которые были, по мнению ГПУ, единомышленны с ним. Это были архиепископы Николай Владимiрский, Пахомий Черниговский, Прокопий Херсонесский и Гурий Иркутский, и епископы Парфений Ананьевский, Дамаскин Глуховский, Тихон Гомельский, Варсонофий Каргопольский и другие. Коммунисты устранили последнего канонического предстоятеля Российской Церкви и были готовы теперь представить своего кандидата на Всероссийский престол.

23 Цит. по: Монах АМВРОСИЙ (ФОН СИВЕРС), Экклесиология Андрея Уфимского (кн. Ухтомского) // Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви Заграницей. № 1 (1993) 20. Согласно некоторым источникам, архиепископ Андрей был запрещен в служении митрополитом Петром и в 1926 г. присоединился к старообрядцам. Согласно другим, однако, такого запрещения не существовало, и ситуация в целом была более запутанная. См.: ФОН СИВЕРС, Указ. соч. 20. См. также: Епископ ГРИГОРИЙ (ГРАББЕ), По поводу статьи об архиепископе Андрее (кн. Ухтомском) // Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви Заграницей. № 3 (1993) 14.
24 POSPIELOVSKY, The Russian Church under the Soviet Regime... Vol. 1. 91, примеч.
25 ГУБОНИН, Акты... 418–421.
26 См.: ГУБОНИН, Акты... 744–745.
27 САВЕЛЬЕВ, Бог и комиссары... 199–200.
28 ГУБОНИН, Акты... 402.
29 См.: В объятиях семиглавого змия... 47. Согласно анонимному автору этого сочинения, митрополит Петр сделал два завещания насчет своих заместителей. В первом были три имени, как здесь указано. Во втором было четыре: митрополит Кирилл, митрополит Агафангел, митрополит Арсений, митрополит Сергий. Поскольку Сергий был всего лишь четвертым по порядку во втором списке, он умалчивал о нем.
30 Однако, схиепископ Петр (Ладыгин), ставший впоследствии одним из лидеров Катакомбной Церкви, приводит другое описание, явно обвиняющее Сергия. См.: Краткое описание биографии мене, недостойного схиепископа Петра Ладыгина // Церковная жизнь. № 7–8 (Июль–август 1985) 152–153.

Выдвижение митрополита Сергия

События, последовавшие за арестом митрополита Петра, не вполне ясны. Известно, что имела место борьба за власть между архиепископом Григорием Екатеринбургским (Свердловским) с группой единомышленных с ним архиереев, с одной стороны, и митрополитом Сергием Нижегородским (Горьковским), с другой, — борьба, которую Сергий в конце концов выиграл. Считается обычно, что григориане были агентами атеистических властей, а Сергий провалил их заговор. На деле же, возможно, власти использовали обе группы одну против другой и приветствовали любой исход их борьбы, который обеспечил бы им церковного лидера более уступчивого, чем митрополит Петр.

Наиболее вероятная схема дальнейших событий выглядит примерно так. 1/14 декабря митрополит Сергий, хотя он и не имел в то время возможности выехать из Нижнего Новгорода, заявил, что он, согласно инструкции митрополита Петра, вступает в управление Церковью. Однако ОГПУ воспрепятствовало ему приехать в Москву, и 9/22 декабря 1925 г. группа из девяти архиереев с архиепископом Григорием во главе собралась в Донском монастыре. Григориане, как их стали называть, затем заявили, что поскольку деятельность митрополита Петра была контрреволюционной, и поскольку с его арестом Церковь лишена кормчего, то они теперь организуют Временный Высший Церковный Совет. 20 декабря / 2 января эта организация была легализована властями.

1/14 января митрополит Сергий написал архиепископу Григорию, потребовав объяснений по поводу узурпации им власти. Григорий ответил 9/22 января, что хотя они признают права трех местоблюстителей, но относительно Сергия "такого соборного решения не знают, а передачу церковного управления и власти по единоличному письму считают не соответствующим духу и букве свв. канонов" (31). Это было совершенно справедливое замечание, и оно впоследствии было повторено несколькими катакомбными епископами. Но Сергий 16/29 января отписал Григорию, обвиняя его и с ним бывших архиереев, запрещая их в священнослужении и объявляя все рукоположения, назначения, награждения и т. д., совершенные ими начиная с 9/22 декабря, недействительными. В тот же день три григорианских епископа написали митрополиту Петру, заявляя, что во время их декабрьской встречи они не знали о том, что он передал свои права Сергию, и просили его благословить их управление. Свободный доступ григориан к митрополиту Петру в этот период и тот факт, что Сергию сперва не было позволено приехать в Москву, доказывает, что ОГПУ, хотя и не было против Сергия, все же сначала предпочитало григориан, больше надеясь на них в своих замыслах разделения Церкви (32).

Опасаясь анархии в Церкви, митрополит Петр отчасти благословил начинание григориан. Однако, вместо григорианского синода он создал временную "коллегию" для управления Церковью, включавшую в себя архиепископа Григория, архиепископа Владимiрского Николая (Добронравова) и архиепископа Томского Димитрия (Беликова), которые были известны своей твердостью. Это распоряжение было сделано им во время встречи с григорианами в помещении ГПУ 19 января / 1 февраля. Тучков, присутствовавший при этой встрече, умолчал о том факте, что архиепископ Николай был в тюрьме. Он согласился вызвать Димитрия из Томска и даже показал Петру телеграмму. Но он так никогда и не послал ее. Когда Петр, почуяв что-то неладное, попросил о включении в коллегию архиереев митрополита Арсения (Стадницкого), Тучков опять согласился и пообещал подписать телеграмму Петра к нему. Эта телеграмма также не была отослана.

По мнению Л. Регельсона, действия митрополита Петра касательно назначения своих заместителей не были строго каноническими и явились причиной размолвок, которыми коварно воспользовался позднее митрополит Сергий. Главный иерарх не имеет права передавать всю полноту своей власти другому иерарху, как личному наследнику; только Собор, представляющий всю Поместную Церковь — ибо только ей одной обетовал Христос даровать Свою милость — имеет право избирать заместителя патриарха. Назначение патриархом Тихоном трех местоблюстителей было исключительной мерой, однако применение этой меры было вверено ему Московским Собором 1917–18 гг. и, следовательно, имело законную силу. Но Собор не сделал никаких распоряжений на случай смерти или каких-либо других устранений этих трех лиц. В подобных случаях патриаршая власть временно прекращается, и до созыва следующего Собора епископы осуществляют самостоятельное управление своими епархиями, поддерживая в то же время связь с соседними, в соответствии с патриаршим Указом № 362 от 7/20 ноября 1920 г.

В защиту митрополита Петра следует сказать, что он не собирался, по всей вероятности, передавать митрополиту Сергию всю полноту власти, но лишь полномочия повседневного управления административным механизмом (33). Это предположение подтверждается декларацией митрополита Петра от 23 ноября / 6 декабря 1925 г., в которой он дает указания на случай своего ареста: даже "коллегия" иерархов, выражающая его власть как патриаршего местоблюстителя, не может решать принципиальные вопросы, касающиеся всей Церкви, претворение в жизнь которых может быть позволено "только с благословения" митрополита Петра. Должно быть, он имел в виду аналогичные ограничения патриарха Тихона в отношении обновленцев, пытавшихся захватить управление Церковью в мае 1922 г.

Кроме того, во всех своих заявлениях митрополит Петр требовал, чтобы его имя как патриаршего местоблюстителя возносилось за богослужением, а у патриарха Тихона не было подобного требования, когда он передал полноту своей власти митрополиту Агафангелу. Разница здесь состоит в том, что патриарший местоблюститель юридически имеет всю полноту власти канонически избранного патриарха, и лишить его этой власти не имеет права никто, кроме канонически созванного Собора всей Поместной Церкви; в то время как заместитель местоблюстителя не имеет такой полноты власти и должен сложить свои полномочия, как только этого потребует собор или патриарший местоблюститель.

Но почему же тогда митрополит Петр не ввел в действие указ № 362 и не благословил децентрализацию церковного управления? Вероятно, тому были две важные причины.

1) Восстановление патриаршества было главным деянием Собора 1917–1918 гг., оказавшимся чрезвычайно популярным. Его отмена вполне могла бы быть сильным психологическим ударом для масс, которые были недостаточно образованы, чтобы понять, что Церковь в таком случае продолжает существовать или в централизованной (хотя и не в папистской) форме, как это было на Востоке с 313 по 1917 гг., или в децентрализованной форме, как это было в катакомбный период до Константина Великого и во время иконоборческих гонений в восьмом и девятом веках.

2) У обновленцев, которые все еще представляли собой, в глазах митрополита Петра, главную угрозу для Церкви, не было патриарха, и их организация парадоксальным образом была ближе к синодальной структуре дореволюционной Церкви, зависевшей от государства. Наличие или отсутствие патриарха или его заместителя, таким образом, было для необразованного верующего главным отличительным признаком между истинной Церковью и лжецерковью.

Обратимся теперь к дальнейшему ходу событий. 22 января / 4 февраля 1926 г. митрополит Петр почувствовал недомогание и был помещен в тюремный госпиталь. Тем временем между григорианами и Сергием шла битва за власть над Церковью. Григориане указывали на связи Сергия с Распутиным и с "Живой церковью": "Признав "Живую церковь", митрополит Сергий принимал участие в заседаниях ВЦУ, признавал законными женатых епископов и второбрачных священников и благословил это беззаконие. Мало того, митрополит Сергий сочувствовал живоцерковному собору 1923 г., не возражал против его постановлений и, таким образом, признал Всероссийского Архипастыря нашего и отца, Святейшего патриарха Тихона, "отступником от подлинных заветов Христа, предателем Церкви", лишил его патриаршего сана и монашеского звания. ...Правда, митрополит Сергий впоследствии покаялся в этих своих ужасных преступлениях и был прощен Церковью, но это не значит, что он должен стоять во главе церковного управления" (34).

Однако, эти аргументы, хотя и обоснованные, не были достаточно вескими, чтобы поддержать положение григориан, которое резко поколебалось, когда несколько епископов объявили о своей поддержке Сергия.

Ярославский, Тучков и ОГПУ уже преуспели в создании раскола между Сергием и григорианами. Теперь они старались раздуть его еще сильнее, освободив из ссылки митрополита Агафангела, второго кандидата на пост патриаршего местоблюстителя и убедив его объявить о своем вступлении в должность местоблюстителя, что он и сделал оффициально, находясь в Перми, 5/18 апреля. На заседании 11/24 апреля в Кремле они также решили "усилить третью тихоновскую иерархию — Временный Высший Церковный Совет, возглавляемый архиепископом Григорием, как независимую единицу" (35).

9/22 апреля митрополит Сергий написал митрополиту Петру в московское ГПУ письмо, в результате которого Петр перестал поддерживать григориан и свое ответное письмо Сергию подписал: "Кающийся Петр". Интересно было бы узнать, знал ли Сергий, когда писал Петру, о заявлении митрополита Агафангела, сделанном четырьмя днями раньше. Иеромонах Дамаскин (Орловский) утверждает, что Агафангел сообщил об этом Сергию лишь несколькими днями позже (36), — но это сомнительное свидетельство (37). Если Сергий уже знал о вступлении Агафангела в права местоблюстителя, то его умолчание об этом весьма важном факте в письме к митрополиту Петру было бесчестным и лживым поступком. Ибо он должен был понимать, что митрополит Агафангел, вернувшись из ссылки (он прибыл на свою Ярославскую кафедру 14/27 апреля) имел все права воспринять власть как старейший иерарх и единственный из поименованных патриархом Тихоном местоблюстителей, находившийся тогда на свободе. Фактически, с появлением митрополита Агафангела все претензии как григориан, так и Сергия на верховную власть в Церкви обращались в ничто. Но Сергий, вкусив власти, не собирался так скоро с ней расставаться. И как в 1922 г. права митрополита Агафангела на местоблюстительство были отвергнуты обновленцами, так и теперь тот же иерарх снова был отвергнут бывшим обновленцем Сергием.

Хроника событий показывает, как руководство Российской Церковью было узурпировано во второй раз.

17/30 апреля Сергий написал митрополиту Агафангелу, отказав ему в правах патриаршего местоблюстителя на том основании, что митрополит Петр еще не сложил с себя свои полномочия. В этом письме Сергий утверждал, что они с митрополитом Петром обменялись мнениями о письме митрополита Агафангела 9/22 апреля в Москве, — но ни митрополит Петр, ни Сергий не упоминают о митрополите Агафангеле в письмах, которыми они обменялись в тот день и которые опубликованы М. Е. Губониным (38). Поэтому представляется вероятным, что решение митрополита Петра не оставлять свой пост было основано на незнании о появлении на сцене митрополита Агафангела.

30 апреля / 13 мая митрополиты Агафангел и Сергий встретились в Москве (согласно другому источнику, в Нижнем Новгороде), где, по словам Сергия, они договорились, что если дело митрополита Петра (о незаконной передаче им власти григорианам) закончится его осуждением, то Сергий передаст свою власть митрополиту Агафангелу. Однако Сергий просто выигрывал время, чтобы привлечь по возможности больше архиереев на свою сторону. И 3/16 мая он снова написал митрополиту Агафангелу, фактически изменив своему слову, данному за три дня до того, следующее:

"Если дело кончится оправданием или освобождением митрополита Петра, я передаю ему власть, и Ваше Высокопреосвященство имеете тогда вести рассуждения уже с самим митрополитом Петром. Если же дело окончится осуждением, Вам предоставляется взять на себя инициативу возбуждения вопроса о предании митрополита Петра церковному суду.

Когда митрополит Петр будет предан суду, Вы можете предъявить свои права, как старейшего, на должность заместителя митрополита Петра, а когда суд объявит последнего лишенным должности, Вы будете вторым после митрополита Кирилла кандидатом в местоблюстители патриаршего престола" (39).

Иначе говоря, Сергий ловким и запутанным образом отверг притязания митрополита Агафангела быть законным главой Российской Церкви, хотя эти притязания были теперь более обоснованны, чем у митрополита Петра (поскольку последний сидел в тюрьме и не имел возможности управлять Церковью) и гораздо более обоснованны, чем у Сергия.

7/20 мая митр. Агафангел послал Сергию телеграмму: "Вы обещали прислать проект письма Владыкам о передаче мне полномочий церковной власти, благоволите ускорить". В тот же день Сергий ответил: "Проверив справку, я убедился в отсутствии Ваших прав; подробности письмом. Усердно прошу: воздержитесь от решительного шага". 8/21 мая митр. Агафангел послал другую телеграмму, угрожая опубликовать соглашения, достигнутые им и Сергием и нарушенные последним. 9/22 мая Сергий написал митр. Петру, предупреждая его не признавать притязаний митр. Агафангела (письмо, согласно иеромонаху Дамаскину, было доставлено лично Тучковым — ясное доказательство того, на чьей стороне было ОГПУ!). Митрополит Петр, однако, проигнорировал предостережения Сергия и написал митр. Агафангелу, поздравляя его со вступлением в права патриаршего местоблюстителя и уверяя в своей лояльности. В этот момент последняя реальная каноническая основа для Сергия удерживать власть — поддержка митрополита Петра — рухнула (40).

Но митр. Агафангел получил это письмо лишь 18/31 мая, и эта задержка — не была ли она организована ОГПУ? — оказалась решающей для судьбы Русской Церкви. Ибо 11/24 мая, после того как Сергий снова письменно опроверг притязания митр. Агафангела, последний написал: "Продолжайте управлять Церковью... Я предполагаю, ради мира церковного, отказаться от местоблюстительства" (41). В тот же день Сергий, всеми средствами стремясь к своей цели, написал управляющему Московской епархией епископу Алексию Серпуховскому насчет предания митр. Агафангела суду находящихся в Москве иерархов. Когда митрополит Агафангел наконец-таки получил письмо Петра 9/22 мая, он написал Сергию, что он пошлет ему копию, и что он принял местоблюстительскую канцелярию. Но было уже поздно, и 30 мая / 12 июня, в письме к митрополиту Петру, владыка Агафангел окончательно оставляет все претензии на местоблюстительство.

Почему митрополит Агафангел оставил должность местоблюстителя? Сергию он объяснил это своим нездоровьем, но дальнейший свет на этот вопрос проливается отчасти схиепископом Петром (Ладыгиным), который пишет, что, когда митрополит Агафангел возвратился из ссылки, "все стали приезжать к нему. Тогда Тучков с каким-то одним архимандритом приехал к Агафангелу и стал требовать от него, чтобы он передал свое управление Сергию. Митрополит Агафангел на это не согласился. Тогда Тучков заявил ему, что он сейчас же вернется опять в ссылку. Тогда Агафангел, по слабости своего здоровья и пробывши уже три года в ссылке, снял с себя управление и оставил законным Петра Крутицкого, до прибытия из ссылки второго кандидата, митрополита Кирилла". И далее он пишет: "Я услыхал об этом и лично поехал к нему в Ярославль, и он мне сам объяснил свое положение и сказал, что теперь действительно остается каноническое управление за Кириллом и временно, до прибытия Кирилла, за митрополитом Петром. Сергия и Григория он не признавал. Я его спросил: как же нам быть дальше, если ни Кирилла, ни Петра не будет? Кого же мы должны тогда поминать? Он сказал: "Вот еще есть канонический митрополит Иосиф, бывший Угличский, который в настоящее время в Ленинграде. Он был назначен Святейшим патриархом Тихоном кандидатом в случае смерти патриарха, меня, Кирилла и Антония" (42).

Поражающая своею наглостью узурпация Сергием власти вполне раскрывается в его пятом письме митр. Агафангелу, датированном 31 мая / 13 июня, в котором он отказывается подчиняться даже митрополиту Петру: "...митрополит Петр, передавший мне хотя и временно, но полностью права и обязанности местоблюстителя и сам лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, нe может уже ни нести ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в управление ими" (43). Он также пишет, что митрополита Агафангела следовало бы предать суду за его наканоничное деяние, приветствуя которое, митрополит Петр "сам становится соучастником его и тоже подлежит наказанию" (44). Иными словами, Сергий, будучи всего лишь заместителем митрополита Петра, как патриаршего местоблюстителя, до тех пор, пока последний признавал бы его таковым, намеревался не только восхитить права настоящего местоблюстителя (а не просто заместителя), но и угрожал предать суду по обвинению в попытке узурпировать местоблюстительство двоих из трех лиц, которые одни могли законно претендовать на эту должность!

31 ГУБОНИН, Акты... 429.
32 ГРАББЕ, По поводу статьи об архиепископе Андрее... 57–58. Григорианский епископ Борис Можайский также сказал, что его Синод "получил права собраний, и зданий, и учебных заведений". См.: Там же. 61.
33 Об этом прямо сказано в двух письмах митрополита Петра, написанных им из ссылки митрополиту Сергию. Письмо первое, от декабря 1929 г.: "...Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою... Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка. Я глубоко был уверен, что без предварительного сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл... Поэтому же я не счел нужным в своем распоряжении о назначении кандидатов в заместители упомянуть об ограничении их обязанностей, для меня не было сомнений, что заместитель прав установленных не заменит, а лишь заместит, явит собой, так сказать, тот центральный орган, через который местоблюститель мог бы иметь общение с паствой. Проводимая же Вами система управления не только исключает это, но и самую потребность в существовании местоблюстителя, таких больших шагов церковное сознание, конечно, одобрить не может... Мне тяжело перечислять все подробности отрицательного отношения к Вашему управлению: о чем раздаются протесты и вопли со стороны верующих, от иерархов и мiрян... Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей. Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превысившие Ваши полномочия..." (Цит. по: ГУБОНИН, Акты... 681). Письмо второе, от 13/26 февраля 1930 г.: "...из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя. Исполнен я душевной боли и о возникших раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях... известия о духовном смятении идут из разных мест и главным образом от клириков и мiрян... На мой взгляд, ...необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности... Повторяю, что очень скорблю, что Вы не писали мне и не посвятили в свои намерения. Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше..." (ГУБОНИН, Акты... 691–692). — Прим. ред.
34 ГРАББЕ, По поводу статьи об архиепископе Андрее... 61.
35 САВЕЛЬЕВ, Бог и комиссары... 200.
36 См.: Иеромонах ДАМАСКИН, Жизнеописание патриаршего местоблюстителя митрополита Петра Крутицкого (Полянского) // Вестник Русского Христианского Движения. № 166, (1992) 213–242.
37 М. Е. ГУБОНИН (Акты... 454) цитирует письмо митрополита Агафангела к Сергию о воспринятии первым прав патриаршего местоблюстителя. Но датировка этого письма колеблется между двумя числами: 5/18 и 12/25 апреля.
38 ГУБОНИН, Акты... 454–457.
39 Там же. 461.
40 ГУБОНИН, Акты... 462–464.
41 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 404. ГУБОНИН, Акты... 469.
42 Краткое описание биографии мене, недостойного схиепископа Петра Ладыгина... 200.
43 ГУБОНИН, Акты... 478.
44 Там же. 479.

Послание соловецких епископов

Теперь волк решил лукаво облечься в овечью шкуру, как бы защищая духовную независимость Церкви, устраняя тем самым подозрения других архиереев. Итак, он написал им следующее: "...будучи искренними до конца, мы не можем замалчивать того противоречия, какое существует между нами, православными, и коммунистами-большевиками, управляющими Союзом. Они ставят своей задачей борьбу с Богом, Его властью в сердцах народа; мы же весь смысл и всю цель нашего существования видим в исповедании веры в Бога и в возможно широком распространении и укреплении этой веры в сердцах народа. Они признают только материалистическое понимание истории, а мы верим в Промысел Божий, чудо и т. д. Отнюдь не обещая примирить непримиримое и подкрасить нашу веру под коммунизм и религиозно оставаясь такими, какие есть, староцерковниками..." (45).

Это послание по духу было близко к другому посланию, написанному примерно в то же время (май 1926 г.) несколькими архиереями, заключенными на Соловках, в котором подлинное отношение Церкви к государству и коммунизму было выражено следующим образом:

"Несмотря на основной закон советской конституции, обеспечивающий верующим полную свободу совести, религиозных объединений и проповеди, Православная Российская Церковь до сих пор испытывает весьма существенные стеснения в своей деятельности и религиозной жизни. Она не получает разрешения открыть правильно действующие органы центрального и епархиального управления; не может перевести свою деятельность в ее исторический центр — Москву; ее епи- скопы или вовсе не допускаются в свои епархии, или, допущенные туда, бывают вынуждены отказываться от исполнения самых существенных обязанностей своего служения — проповеди в церкви, посещения общин, признающих их духовный авторитет, иногда даже посвящения. Местоблюститель патриаршего престола и около половины православных епископов томятся в тюрьмах, в ссылке или на принудительных работах. Не отрицая действительности фактов, правительственные органы объясняют их политическими причинами, обвиняя православный епископат и клир в контрреволюционной деятельности и тайных замыслах, направленных к свержению советской власти и восстановлению старого порядка. Уже много раз Православная Церковь, сначала в лице покойного патриарха Тихона, а потом в лице его заместителей, пыталась в оффициальных обращениях к правительству рассеять окутывавшую ее атмосферу недоверия.

Их безуспешность и искреннее желание положить конец прискорбным недоразумениям между Церковью и советской властью, тяжелым для Церкви и напрасно осложняющим для государства выполнение его задач, побуждает руководящий орган Православной Церкви еще раз с совершенной справедливостью изложить перед правительством принципы, определяющие ее отношение к государству.

Подписавшие настоящее заявление отдают себе полный отчет в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы они стали утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью советских республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чем желает его видеть политическая подозрительность и в чем его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т. к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. Церковь не касается и политической организации власти, ибо лояльна в отношении правительств всех стран, в границах которых имеет своих членов. Она уживается со всеми формами государственного устройства от восточной деспотии старой Турции до республики Северо-Американских Штатов. Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, оффициальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства советских республик.

Церковь признает бытие духовного начала, коммунизм его отрицает. Церковь верит в Живого Бога, Творца мiра, Руководителя его жизни и судеб, коммунизм не допускает Его существования, признает самопроизвольность бытия мiра и отсутствие разумных конечных причин в его истории. Церковь полагает цель человеческой жизни в небесном призвании духа и не перестает напоминать верующим об их небесном отечестве, хотя бы жила в условиях наивысшего развития материальной культуры и всеобщего благосостояния, коммунизм не желает знать для человека никаких других целей, кроме земного благоденствия. С высот философского мiросозерцания идеологическое расхождение между Церковью и государством нисходит в область непосредственного практического значения, в сферу нравственности, справедливости и права, коммунизм считает их условным результатом классовой борьбы и оценивает явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности. Церковь проповедует любовь и милосердие, коммунизм — товарищество и беспощадность борьбы. Церковь внушает верующим возвышающее человека смирение, коммунизм унижает его гордостью. Церковь сохраняет плотскую чистоту и святость плодоношения, коммунизм не видит в брачных отношениях ничего, кроме удовлетворения инстинктов. Церковь видит в религии животворящую силу, не только обеспечивающую человеку постижение его вечного предназначения, но и служащую источником всего великого в человеческом творчестве, основу земного благополучия счастья и здоровья народов. Коммунизм смотрит на религию как на опиум, опьяняющий народы и расслабляющий их энергию, как на источник их бедствий и нищеты. Церковь хочет процветания религии, коммунизм — ее уничтожения. При таком глубоком расхождении в самых основах мiросозерцания между Церковью и государством не может быть никакого внутреннего сближения или примирения, как невозможно примирение между положением и отрицанием, между да и нет, потому что душою Церкви, условием ее бытия и смыслом ее существования является то самое, что категорически отрицает коммунизм.

Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолковываниями его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами: одни из них ставили своей задачей внедрить в сознание верующих мысль, будто христианство по существу своему не отличается от коммунизма и что коммунистическое государство стремится к достижению тех же целей, что и Евангелие, но свойственным ему способом, т. е. не силой религиозных убеждений, а путем принуждения. Другие рекомендовали пересмотреть христианскую догматику в том смысле, чтобы ее учение об отношении Бога к мiру не напоминало отношение монарха к подданным и более соответствовало республиканским понятиям, третьи требовали исключения из календаря святых "буржуазного происхождения" и лишения их церковного почитания. Эти опыты, явно неискренние, вызывали глубокое негодование людей верующих.

Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего, обвеянного святыней прошлых веков, вероучения в угоду одному из вечно сменяющихся общественных настроений" (46).

Другим похвальным деянием митрополита Сергия в это время был его ответ на просьбу некоторых архиереев Русской Зарубежной Церкви быть посредником в споре между Зарубежным Синодом и митрополитом Евлогием Парижским, отказывавшимся признавать власть Синода. Сергий отказался "быть судьей в деле, о котором" он "абсолютно ничего" не знает. "И вообще, может ли Московская патриархия теперь быть руководительницей церковной жизни православных эмигрантов?" — Нет, — отвечает он. И призывает заграничных епископов создать единый "орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия и имеющий силу пресекать всякое непослушание, не прибегая к нашей поддержке (всегда найдутся основания заподозрить подлинность наших распоряжений)" (47).

45 Проект обращения к православным архипастырям и пастырям митрополита Сергия [Страгородского] (первоначальный вариант "Декларации") // ГУБОНИН, Акты... 474.
46 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 417–420.
47 ГРАББЕ, По поводу статьи об архиепископе Андрее... 154; ПОСПЕЛОВСКИЙ, Митрополит Сергий и расколы справа... 65.

Архиепископ Серафим Угличский

Затем, однако, митрополит Сергий допустил одно грубую оплошность. Он, епископ Павлин Рыльский и другие приближенные к нему епископы направили архиереям секретное письмо, в котором шла речь о выборах патриарха посредством сбора подписей. К ноябрю было собрано 72 подписи в пользу митрополита Казанского Кирилла, первого по порядку патриаршего местоблюстителя, указанного в списке патриарха Тихона. ГПУ узнало об этом, т. к. немедленно последовали массовые аресты подписавшихся епископов, в том числе митрополита Сергия.

Однако, существует и другая версия этой истории. Согласно автору работы, озаглавленной "Крестный путь преосвященного Афанасия Сахарова", инициатива выборов митрополита Кирилла исходила не от митрополита Сергия, а от архиепископа Илариона (Троицкого), находившегося в то время в тюрьме на Соловках. И сообщил об этом властям, согласно этой версии, митрополит Сергий...

Из двух версий последняя звучит более убедительно. Маловероятно, чтобы Сергий, властно отвергнув требования митрополитов Агафангела и Петра, теперь участвовал бы в кампании по выборам митрополита Кирилла. Зато вполне возможно, что он хотел заслужить доверие ГПУ, выдав им фамилии подписавшихся. А власти получили воз- можность убить одним выстрелом сразу двух зайцев: отправить в ссылку сторонников непреклонного митрополита Кирилла и убедиться в том, что митрополит Сергий остается "своим человеком"...

Как бы то ни было, митрополит Иосиф Петроградский (ранее архиепископ Ростовский) заступил теперь место заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Петра, согласно завещанию последнего. Но власти не позволили ему выехать за пределы Ярославской области, и он передал Церковное управление своим заместителям: архиепископу Корнилию (Соболеву), архиепископу Фаддею (Успенскому) и архиепископу Угличскому Серафиму (Самойловичу). Поскольку на свободе был в то время только архиепископ Серафим, то он и занял теперь (16/29 декабря 1926 г.) место митрополита Иосифа.

Давление, оказывавшееся в то время на всех ведущих иерархов, было весьма интенсивным. Так, в том же декабре 1926 г. Тучков предложил митрополиту Петру, заключенному тогда в суздальской тюрьме, чтобы тот отказался от местоблюстительства. Петр не отказался и затем через своего выходившего на свободу сокамерника послал послание, в котором извещал всех, что он "никогда и ни при каких обстоятельствах не оставит своего служения и будет до самой смерти верен Православной Церкви" (48).

Затем, 19 декабря / 1 января 1926/27 г., находясь в Перми по дороге в сибирскую ссылку, митрополит Петр утвердил Сергия своим заместителем, не будучи осведомленным о последних изменениях в церковном руководстве. Во всяком случае, в дальнейшем он не смог оказывать непосредственного влияния на церковное управление и претерпел, по словам Владимiра Русака, "двенадцать лет невероятных мучений, тюрьмы, пытки, ссылку в Заполярье. Десятки раз предлагали ему компромисс с советской властью с возвращением к должности местоблюстителя (а возможно, и патриарха), но он остался верен Церкви..." (49).

Между тем, власти предложили архиепископу Серафиму созвать Синод и указали ему, кого следует назначить его членами. Владыка Серафим отказался и представил свой собственный список имен, включавший в себя и митрополита Кирилла.

— Но он же в тюрьме, — сказали ему.

— Тогда освободите его, — сказал архиепископ.

Затем ГПУ предложило ему известные условия легализации Церкви государством. Архиепископ Серафим ответил отказом, ввиду отсутствия права решать принципиальные вопросы без находящихся в заключении старших иерархов... От него усиленно добивались ответа, кого он оставил заместителем, если его не выпустят. Архиепископ Серафим ответил: "Господа Бога". Допрашивающий сказал:

— Все у вас оставляли себе заместителей: и Тихон патриарх, и Петр митрополит.

— Ну, а я на Господа Бога оставил Церковь, чтобы во всем мiре могли знать, какой свободой пользуются православные христиане в нашем свободном государстве (50).

Это был решающий момент, ибо главный иерарх Церкви красноречиво заявил о децентрализации Церкви. И сделал это вовремя. Поскольку после заключения в тюрьму последнего из трех возможных местоблюстителей уже не существовало канонических оснований для учреждения центральной церковной администрации до созыва Поместного Собора. Система заместительства по отношению к заместителям местоблюстителя не имеет основания в церковных канонах и не имеет прецедента в истории Церкви; и если признать тот факт, что Церковь и в самом деле не может существовать без первоиерарха и центральной администрации, тогда действительно существовала бы ужасная возможность того, что с падением первоиерарха падет и вся Церковь (51)...

Коммунистическая власть тоже нуждалась в централизованной церковной администрации; поэтому Тучков теперь обратился с предложением к митрополиту Агафангелу возглавить Церковь. Тот отказался. Тогда он обратился с тем же предложением к митрополиту Кириллу. Тот также отказался. Между Тучковым и митрополитом Кириллом произошел, по свидетельству очевидцев, примерно такой разговор:

— Если нам нужно будет удалить какого-нибудь архиерея, вы должны будете нам помочь.

— Да, если он будет виновен в каком-либо церковном преступлении, да. В противном случае я скажу: брат, я ничего не имею против тебя, но власти требуют тебя удалить, и я вынужден это сделать.

— Нет, не так, — ответил Тучков. — Вы должны сделать вид, что делаете это сами и найти соответствующее обвинение!

Владыка Кирилл, конечно, отказался:

— Евгений Николаевич! Вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь! (52)

Борьба между Церковью и государством к этому времени зашла в тупик. С одной стороны, сто семнадцать епископов находилось в тюрьмах или ссылках, и церковная администрация была разрушена. Но, с другой стороны, духовный авторитет Церкви никогда не был так высок, посещаемость Церквей возросла, увеличилась различного рода активная церковная деятельность. По словам Е. Лопешанской, "Церковь становилась государством в государстве, и духовная сил ее выигрывала. Авторитет духовенства, находившегося в ссылках и заточении, был неизмеримо выше авторитета духовенства царского времени, находившегося в других условиях" (53). Церкви могла угрожать лишь измена со стороны первоиерарха. И только в том слу ае, если его власть будет признана другими иерархами и народом...

48 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 408.
49 РУСАК, Свидетельство обвинения... 174. См. также: ЛОПЕШАНСКАЯ, Епископы-Исповедники... 78–81.
50 ЛОПЕШАНСКАЯ, Епископы-Исповедники... 81. См. также: Н. А., Не бо врагом Твоим тайну повем... 18.
51 В таком смысле высказывался в VI столетии св. Григорий Двоеслов, папа Римский, в своей переписке с патриархом Антиохийским касательно титула "Вселенского" епископа. Ср.: Abbe W. GUETTEE, The Papacy (New York: Minos, 1866) 223.
52 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 413.
53 ЛОПЕШАНСКАЯ, Епископы-Исповедники... 70. О подъеме религиозной жизни в советский период см.: РУСАК, Свидетельство обвинения... Т. 2. 167–191. См. также: Д. ПОСПЕЛОВСКИЙ, Подвиг веры в атеистическом государстве // Грани. № 147 (1988) 227–265.

Декларация митрополита Сергия

7/20 марта 1927 г. митрополит Сергий был освобожден из тюрьмы и принял обратно от архиепископа Серафима дела по управлению Церковью. В 1922 г., как мы уже видели, митрополит Сергий оффициально заявлял по поводу обновленческого ВЦУ: "Считаем его единственной канонически законной верховной властью и все распоряжения, исходящие от него, считаем законными и обязательными" (54), — а в 1923 г. он поддержал низложение обновленцам патриарха Тихона, как "предателя Православия". Правда, 14/27 августа 1923 г. ему пришлось принести публичное покаяние за свое отступление от Православия в обновленчество, но, как заметил впоследствии священномученик Дамаскин, он не рвался приносить это покаяние; и теперь он показал всему мiру, насколько неглубоким оно было на самом деле...

Согласно римо-католическому писателю А. Дейбнеру, "факт освобождения митрополита Сергия в том момент, когда репрессии против Церкви по всей России все возрастали, когда участие его в деле о выборах митрополита Кирилла, за каковое целый ряд епископов поплатился ссылкой, было несомненно, сразу же возбудил тревогу, которая усилилась, когда 9/22 апреля 1927 г. был освобожден и епископ Павлин (Крошечкин) и 25 апреля / 8 мая в Москве неожиданно созван был Синод. Стало несомненным, что между митрополитом Сергием во время его тюремного заключения и советским правительством, т. е. ГПУ, состоялось какое-то соглашение, которое поставило и его самого, и близких ему епископов в совершенно исключительное положение, по сравнению с другими. Митрополит Сергий получил право свободно жить в Москве, каковым правом он не пользовался даже до ареста. Когда же стали известны имена епископов, призванных в Синод, то в капитуляции митрополита Сергия пред советской властью не осталось больше никаких сомнений. В Синод вошли: архиепископ Сильвестр (Братановский) — бывший обновленец, архиепископ Алексий (Симанский) — бывший обновленец, назначенный на Петроградскую кафедру от "Живой церкви" после казни митрополита Вениамина (Казанского), архиепископ Филипп (Гумилевский) — бывший беглопоповец, т. е. переходивший из Православной Церкви в секту беглопоповцев, митрополит Серафим (Александров) Тверской, человек, о связях которого с ГПУ знала вся Россия и которому никто не верил..." (55).

7/20 мая этот Синод получил оффициальное признание ОГПУ, что означало согласие митрополита Сергия на условия легализации, отвергнутые патриархом Тихоном и митрополитом Петром.

Как бы то ни было, митрополит Сергий и его "Патриарший Священный Синод" написали теперь архиереям, прилагая при сем документ ОГПУ, что им следует зарегистрировать состоящие при них епархиальные советы у местных органов советской власти. Затем, в июне, Сергий написал митрополиту Евлогию Парижскому, требуя от него подписать декларацию лояльности к советской власти. Тот согласился.

В июле Сергий попросил сделать то же самое и весь Синод Русской Церкви Заграницей, угрожая им в противном случае исключением из состава Патриархата. Они отказались и были в этом поддержаны соловецкими епископами, которые писали: "Послание угрожает исключением из клира Московской патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т. е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917–1918 гг. от 3/16 августа 1918 г., разъяснившему всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшему всех лиц, лишенных сана за политические преступления в прошедшем" (56).

Подобные же события имели в это же время место и в Грузии. "Между 21 и 27 июня, — пишет о. Илия Мелиа, — Собор избрал Католикосом Христофора (Цицкишвили). 6 августа он написал Вселенскому патриарху Василию III, который ответил, обращаясь к нему как к католикосу. Новый Католикос полностью переменил отношение к советской власти, оффициально заявившей о своем воинствующем атеизме, в пользу подчинения и сотрудничества с правительством" (57).

"Последовали, — пишет о. Сампсон Зетеишвили, — годы, отмеченные преследованием клира и верующих, разгоном монастырей, разрушением храмов и превращением их в склады и загоны для скота... Положение Церкви в Грузии было, быть может, еще трагичнее и безнадежнее [чем в России], поскольку новые испытания наложились на старые, неисцеленные раны, оставшиеся от предыдущих эпох" (58).

В октябре 1930 г. будущий архиепископ Леонтий Чилийский был по послушанию послан в Тбилиси своим духовным отцом, схиархиепископом Антонием (кн. Абашидзе). "В г. Тифлис я приехал вечером, — пишет он в своих "Воспоминаниях", — и прямо с письмом направился в кафедральный Сионский собор... соборное духовенство было так напугано большевиками, что побоялись дать мне пристанище у себя в доме и устроили на ночлег в самом храме". В то время в Грузии не было не только ни одной действующей церкви, но и ни одного священника, исполнявшего христианские требы (59).

Однако, согласно одному источнику, была создана Грузинская Катакомбная Церковь, которую до своей смерти в 1942 г. возглавлял живший в Киеве схиархиепископ Антоний (60).

Ненамного отстав от грузин, митрополит Сергий 16/29 июля выпустил свою пресловутую "Декларацию", ставшую с той поры основой существования советизированной Московской патриархии и вызвавшую величайший и самый разрушительный раскол в истории Православной Церкви со времени отпадения папского Запада в XI веке.

В ней он пытался представить дело так, будто патриарх Тихон всегда заботился о том, чтобы Церковь была легализована государством, но ему помешали епископы-эмигранты и собственная смерть.

Далее он продолжал: "Затем извещаем вас, что в мае текущего года, по моему приглашению и с разрешения власти, организовался Временный при Заместителе Патриарший Священный Синод в составе нижеподписавшихся (отсутствуют Преосвященные Новгородский митрополит Арсений /Стадницкий/, еще не прибывший, и Костромской архиепископ Севастиан /Вести/, по болезни). Ходатайство наше о разреше- нии Синоду начать деятельность по управлению Православной Всероссийской Церковью увенчалось успехом. Теперь наша Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное центральное управление; а мы надеемся, что легализация постепенно распространится и на низшее наше церковное управление: епархиальное, уездное и т. д. Едва ли нужно объяснять значение и все последствия перемены, совершающейся таким образом в положении нашей Православной Церкви, Ее духовенства, всех церковных деятелей и учреждений... Вознесем же наши благодарственные молитвы ко Господу, тако благоволившему о святой нашей Церкви. Выразим всенародно нашу благодарность и Советскому Правительству за такое внимание к духовным нуждам Православного населения, а вместе с тем заверим Правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия.

Приступив, с благословения Божия, к нашей синодальной работе, мы ясно сознаем всю величину задачи, предстоящей как нам, так и всем вообще представителям Церкви. Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому (61), сознается нами как удар, направленный в нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг быть гражданами союза "не только из страха, но и по совести", как учил нас Апостол (Рим. 13:5). И мы надеемся, что с помощью Божиею, при вашем общем содействии и поддержке эта задача будет нами разрешена" (62).

54 Живая Церковь. № 4–5 (1/14 июля 1922); ГУБОНИН, Акты... 218–219.
55 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 415; ГУБОНИН, Акты... 407.
56 Митрополит ИОАНН (СНЫЧЕВ), Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов ХХ столетия — григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие, их особенности и история (Самара, 1997) 169.  Прим. ред.: Необходимо заметить, что данная книга м. Иоанна очень тенденциозна. Она целиком и полностью направлена на безоговорочное оправдание деяний "мудрого" м. Сергия (Страгородского). Несмотря на наличие в книге части подлинных документов (как, например, послание Соловецких епископов и некоторые письма), там содержатся и ложные сведения и весьма тенденциозное толкование приводимых свидетельств. Например, в книге приводится (с. 272) письмо, якобы принадлежащее священномученику Илариону (Троицкому), с оправданием Сергия и осуждением "раскольников", но уже по простонародному и полубезграмотному стилю письма ясно, что оно никак не могло принадлежать архиепископу Илариону. Подробнее о "сергианском мифе" о сщмч. Иларионе см.: Е. Н., Патрологическое издание как зеркало экклесиологии // Вертоградъ-Информ. № 2 (47) (1999) 39–44. Образцами ложных свидетельств может служить утверждение, что епископ Виктор Глазовский в конце концов присоединился к Сергию (с. 326); между тем как сщмч. Виктор с самого начала был одним из самых непримиримых противников сергианства и скончался в ссылке в 1934 г. О сщмч. Кирилле Казанском в книге сказано, что "только незадолго до своей кончины, последовавшей от укуса змеи в августе 1941 г., митр. Кирилл осознал свою ошибку и примирился с митр. Сергием, так долго ожидавшим его обращения" (с. 343); но сщмч. Кирилл был расстрелян в 1937 г. вместе со сщмч. Иосифом Петроградским, и известно, что к концу жизни он занял по отношению к Сергию столь же непримиримую позицию, как и последний. Священномученик Иосиф Петроградский и обвиняется в книге "в духовной прелести" (с. 243). Автор особенно беспощаден к "иосифлянам": одна из подглав даже называется так: "Отношение православного епископата и духовенства к иосифлянскому расколу", — очевидно, для автора книги сщмч. Иосиф и его последователи православными не являлись. Приводя некоторые высказывания иосифлян, автор восклицает: "Вот уже где поистине самообольщение и упорство! Они только — Церковь, а остальные — наглые предатели и изменники Истины… Это уже говорило о наличии в них духовной прелести" (с. 299). История повторяется: примерно такие же обвинения почти в тех же самых словах бросали когда-то еретики в лицо святым исповедникам Православия — Максиму Исповеднику, Феодору Студиту, Марку Ефесскому и другим. Подробнее о позиции вышеназванных свв. Новомучеников см.: Т. СЕНИНА, "И вы исполните меру отцов ваших…" О канонизации МП Новомучеников и Исповедников Российских // Вертоградъ-Информ. № 9–10 (66–67) (2000) 28–34.
57 MELIA, The Orthodox Church of Georgia... 113.
58 С. ЗЕТЕИШВИЛИ, Грузинская Церковь и полнота Православия // Религия и демократия / Изд. А. Р. БЕССМЕРТНЫЙ, С. Б. ФИЛАТОВ (М.: Прогресс, 1993) 422.
59 См.: А. В. ПСАРЕВ, Жизнеописание архиепископа Леонтия Чилийского (1904–1971) // Православная жизнь. № 3 (555) (1996) 20.
60 См.: ФОН СИВЕРС, Истоки и связи Катакомбной Церкви...
61 Имеется в виду убийство в июне 1927 года советского посла в Польше П. Войкова — одного из участников убиения св. Царя-мученика Николая II и его Семьи. Одним из мотивов убийства, по признанию Коверды (застрелил Войкова на Варшавском вокзале, и не из-за угла, а в упор), была месть за Царя и его Семью. Осуждая это убийство, митр. Сергий сожалеет о погибели цареубийцы и призывает к этому всю Церковь!
62 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 431–432; ГУБОНИН, Акты... 510–512.

Рождение Катакомбной Церкви

Опубликованная декларация вызвала бурю критических откликов, что должен был предвидеть и Сергий.

Противники декларации увидели в ней утонченную разновидность обновленчества. И даже ее сторонники или нейтральные западные обозреватели понимали, что речь идет о коренном изменении церковной политики по отношению к государству. Например, американский исследователь Уильям Флетчер пишет по этому поводу: "Это было глубокое и значительное изменение позиции Русской Православной Церкви, такое изменение, которое вызвало бурю протестов" (63). А советский исследователь В. Е. Титов пишет, что с изменением политики Патриаршей Церкви в отношении советского государства в сторону лояльности в глазах верующих исчезло всякое существенное различие между нею и обновленцами (64).

Владимiр Русак, которого в 1986 г. арестовали за написание истории Русской Церкви в очень антисергианском духе, сообщает, что в Церкви произошло разделение на основе Декларации: большинство духовенства и мiрян не признали ее. В некоторых епархиях (например, на Урале) до 90 % приходов отослали ее обратно автору.

"На этой почве были произведены новые аресты. Все те, кто не признавал Декларацию, были арестованы и сосланы в отдаленные области или заключены в тюрьмы и лагеря. В 1929 г. около пятнадцати иерархов, не разделявших позицию митрополита Сергия, были арестованы. Митрополит Кирилл, главный "оппонент" митрополита Сергия, был сослан в Туруханск в июне–июле. Процедура ареста выглядела примерно так: агент ГПУ являлся к епископу и ставил ему следующий вопрос: "Как вы относитесь к Декларации митрополита Сергия?" Если епископ отвечал, что он ее не признает, то агент заключал: "Значит, вы контрреволюционер". И епископа арестовывали" (65).

Первый зафиксированный письменный отклик антисергиан (или, как их теперь называют, "Тихоновцев" или "Истинно-Православных христиан") поступил от заключенных на Соловках епископов, которые в послании, написанном в день Крестовоздвижения, т. е. 14/27 сентября, писали: "Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена (в декларации. — В. М.) в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства... Послание приносит правительству "всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения". Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви... Послание Патриархии без всяких оговорок принимает оффициальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь..."(66).Соловецкие исповедники считали, что церковная политика митрополита Сергия не отличалась существенно от политики "Живой церкви".

Хотя соловецкие епископы недвусмысленно выразили свое весьма критическое отношение к декларации Сергия, но в то же время в большинстве своем остались в общении с ним. Так, епископ Нектарий (Трезвинский) в своем письме с Соловков от 25 апреля 1928 г. назвал письмо соловецких епископов "протестом без отстранения или отмежевания от него", — хотя сам епископ Нектарий решил окончательно порвать с Сергием в марте 1928 г. (67).Также и митрополит Кирилл писал неизвестному адресату, что "соловчане" ждали покаяния Сергия "до созыва канонического Собора... в уверенности, что Собор не может его не потребовать".

8/21 октября Сергий издает указ всему русскому духовенству о поминовении советских властей и непоминовении ссыльных епископов, что очень усилило негодование верующих. В поминовении властей многие видели тот рубеж, за которым Церковь уже начинала отпадать от Православия. А отказ поминать ссыльных иерархов означал бы утверждение, что эти иерархи сами были неправославными, и составлял бы разрыв с Преданием, восходившим ко временам римских катакомб. Сергий и в самом деле отсекал верных от их канонических архиереев.

В том же месяце он выпустил указ о переводе одного из наиболее авторитетных и независимых архиереев митрополита Иосифа Петроградского из Петрограда в Одессу. Это вызвало волнения в Петроградской епархии, которая с того времени становится главным центром Истинно-Православной Церкви. Отказался подчиниться Сергию и сам митрополит Иосиф, охарактеризовав свое перемещение как "противоканоническое, незаконное, угождающее злой интриге" (68).

Не совсем ясно, почему митрополит Иосиф так резко отреагировал на это перемещение, ведь перевод епископов с одной кафедры на другую был делом хотя и не каноничным, но, увы, вполне обычным в русской церковной жизни. Возможно, он и его паства обладали информацией о том, что здесь за кадром стояло ОГПУ, а митрополит Сергий просто проводил его волю. И действительно, тот факт, что Сергием в этот период времени были перемещены более сорока архиереев, был одной из главных причин недовольства им со стороны епископов-исповедников и вряд ли мог быть оправдан какими-либо чисто церковными соображениями.

Не обращая внимания на нестроения в Петрограде, митрополит Сергий принял на себя управление епархией и послал туда вместо себя епископа Алексия (Симанского), к которому народ испытывал недоверие вследствие той роли, которую он сыграл в расстреле митрополита Вениамина в 1922 г.

Одним из первых негативно отреагировал на декларацию митрополита Сергия архиепископ Латвийский Иоанн (Поммер). 6/19 июля 1921 г. ему и Латвийской Церкви были дарованы патриархом Тихоном, Священным синодом и Высшим Церковным Советом права, равнозначные автономии, — знак исключительного уважения и доверия будущему священномученику. Теперь, в письме к архиепископу Елевферию Литовскому, датированном 2 ноября, он объяснял, почему он не может принять декларацию митрополита Сергия или выполнить его требование о принятии всеми заграничными архиереями советского гражданства (69). Архиепископ Иоанн был заживо сожжен советскими агентами в 1934 г. Это положило конец церковной независимости стран Балтии. В 1940 г., когда Сталин послал туда танки, они потеряли и свою политическую независимость.

В ноябре формально отложился от митрополита Сергия епископ Виктор Глазовский, духовный сын очень почитаемого катакомбного старца-епископа Стефана (Беха). Он особенно отметил следующую фразу декларации: "Только кабинетные мечтатели могут думать, что такое огромное общество, как наша Православная Церковь со всей ее организацией, может существовать в государстве спокойно, закрывшись от власти". Здесь, по его мнению, видна все то же завышение значимости внешней организации Церкви за счет ее внутренней верности Христу, которую он обнаружил в одной из книг Сергия еще в 1911 г., сказав, что придет время, когда он еще потрясет Церковь (70).

Вот что писал епископ Виктор самому Сергию: "Враг вторично заманил и обольстил Вас мыслью об организации Церкви. Но если эта организация покупается такой ценой, что и Церкви Божией как дома благодатного спасения человека уже не остается, а сам получивший организацию перестает быть тем, чем он был, ибо написано: "да будет двор его пуст и епископство его да приимет ин" [Пс. 108:8. — Ред.], — то лучше бы нам не иметь никогда никакой организации". При этом епископ Виктор замечает, что соглашение Сергия с коммунистами есть грех "не меньший всякой ереси и раскола, а несравненно больший, ибо повергает человека непосредственно в бездну погибели, по Неложному Слову: "иже отречется Мене пред человеки" (Мф. 10:33)" (71).

Епископ Виктор вместе с епископами Нектарием Яранским и Иларионом Поречским были подвергнуты Сергием прещению и сосланы властями на Соловки. Там к ним примкнул епископ Максим Серпуховский, первый епископ, тайно рукоположенный (как мы уже видели, с благословения патриарха Тихона) для Катакомбной Церкви. Эти архиереи образовали на Соловках костяк оппозиции сергиевской декларации, в то время как сторонниками Сергия руководил архиепископ Иларион (Троицкий).

Профессор Иван Андреев вспоминает один случай, вполне раскрывающий отношение этих первых исповедников Катакомбной Церкви к сергианам: "Отрицая Катакомбную Церковь, соловецкие "сергиане" отрицали и "слухи" о том, что к митрополиту Сергию писались обличительные послания и ездили протестующие делегации от епархий. Узнав, что мне, светскому человеку, лично пришлось участвовать в одной из таких делегаций, архиепископ Антоний Мариупольский однажды, находясь в качестве больного в лазарете, пожелал выслушать мой рассказ о поездке вместе с представителями от епископата и белого духовенства к митрополиту Сергию. Владыки Виктор и Максим благословили меня отправиться в лазарет, где лежал архиепископ Антоний, и рассказать ему об этой поездке. В случае, если он после моего рассказа обнаружил бы солидарность с протестовавшими против "новой церковной политики", мне разрешалось взять у него благословение. В случае же его упорного "сергианства" — благословения я не должен был брать. Беседа моя с архиепископом Антонием продолжалась более двух часов. Я ему подробно рассказал об исторической делегации Петроградской епархии в 1927 г., после которой произошел церковный раскол. В конце моего рассказ архиепископ Антоний попросил меня сообщить ему о личности и деятельности владыки Максима. Я ответил ему очень сдержанно и кратко, и он заметил, что я не вполне ему доверяю. Он спросил меня об этом. Я откровенно ответил, что мы, катакомбники, опасаемся не только агентов ГПУ, но и "сергиан", которые неоднократно предавали нас ГПУ. Архиепископ Антоний был очень взволнован и долго ходил по врачебному кабинету, куда я его вызвал, якобы для осмотра, как врач-консультант. Затем вдруг он решительно сказал: "А я все-таки остаюсь с митрополитом Сергием". Я поднялся, поклонился и намеревался уйти. Он поднял руку для благословения, но я, помня указания владык Виктора и Максима, уклонился от принятия благословения и вышел.

Когда я рассказал о происшедшем владыке Максиму, он еще раз подтвердил, чтобы я никогда не брал благословения упорных "сергиан". "Советская и Катакомбная Церковь — несовместимы", – значительно, твердо и убежденно сказал владыка Максим и, помолчав, тихо добавил: "Тайная, пустынная, катакомбная Церковь анафематствовала "сергиан" и иже с ними" (72).

Упомянутая здесь "историческая" делегация имела место 12 декабря 1927 г. Возглавляемые епископом Димитрием Гдовским представители от восьми Петроградских архиереев, духовенства и научных кругов посетили в Москве митрополита Сергия. Разговор велся в основном не вокруг канонических нарушений Сергия, а вокруг центральной темы — его отношения к советской власти. В один момент разговора Сергий сказал: "Своей новой церковной политикой я спасаю Церковь". На это протоиерей Викторин Добронравов ответил: "Церковь не имеет нужды в спасении; врата адова не одолеют ей. Вы сами, владыко, имеете нужду в спасении через Церковь".

Затем епископ Димитрий сказал: "Советская власть в основе своей — антихристианская. Возможно ли тогда для Православной Церкви быть в союзе с антихристианской государственной властью, молиться об ее успехах и участвовать в ее радостях?"

Сергий рассмеялся: "Где же вы здесь видите антихриста?" (73).

После дальнейших переговоров в том же духе, епископы Димитрий Гдовский и Сергий Нарвский подписали 26 декабря акт отхода от Сергия, получивший 7 января одобрение митрополита Иосифа (которому было воспрещено приехать в Петроград). В письме к некоему архимандриту митрополит Иосиф отверг обвинения его в расколе и сам обвинил в расколе Сергия.

"Защитники Сергия, — писал он далее, — говорят, что каноны позволяют отлагаться от епископа только за ересь, осужденную собором; против этого возражают, что деяния митрополита Сергия достаточно подводятся и под это условие, если иметь в виду столь явное нарушение им свободы и достоинства Церкви, Единой, Святой, Соборной и Апостольской.

А сверх того, каноны многое не могли предусматривать. И можно ли спорить о том, что хуже и вреднее всякой ереси, когда вонзают нож в самое сердце Церкви — ее свободу и достоинство? Что вреднее: еретик или убийца?

Да не утратим помалу, неприметно, той свободы, которую даровал нам Кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков (8-е правило III Вселенского Собора).

Может быть, не спорю, "вас пока больше, чем нас". И пусть "за мной нет большой массы", как говорите Вы. Но я не сочту себя никогда раскольником, хотя бы и остался в единственном числе, как некогда сказал один из святых исповедников. Дело вовсе не в количестве, не забудьте ни на минуту этого: Сын Божий "когда вновь придет, найдет ли вообще верных на земле". И может быть последние "бунтовщики" против предателей Церкви и пособников ее разорения будут не только не епископы и не протоиереи, а самые простые смертные, как и у Креста Христова Его последний страдальческий вздох приняли немногие близкие Ему простые души" (74).

Примеру Петроградской епархии последовали и другие архиереи и пастыри в Твери, Москве, Киеве, Смоленске, Воронеже, Ярославле, Угличе, Перми, Уфе, Соловках, Красноярске и других местах. К 1930 г. Сергий утверждал, что 70 % всех православных архиереев — на его стороне (в это число не входят обновленцы и григорианцы), а значит, около 30 % русского епископата вошло в Катакомбную Церковь (75). Но эти 30 %, если их было действительно лишь столько, включали в себя большинство старейших и наиболее почитаемых архиереев, таких как митрополиты Кирилл, Агафангел и Иосиф, архиепископы Феодор Волоколамский, Серафим Угличский и Андрей Уфимский, епископы Дамаскин Глуховский, Арсений (Жадановский) и Серафим (Звездинский). Насчитывают более пятидесяти архиереев в России и тридцати за границей, отказавшихся поддержать митрополита Сергия (76).

Один из этих исповедников, архиепископ Андрей Уфимский, запрещенный Сергием в священнослужении еще в 1926 г., писал 18 июня 1928 г.: "Да, страшное и ужасное время мы все переживаем, когда ложь и обман царствуют и торжествуют на земле свою победу. Дыхание антихриста так и чувствуется во всех углах нашей жизни. А что касается обновленцев и митрополита Сергия, то они вполне поклонились тому зверю, о котором говорит святая книга Откровение Иоанна Богослова. Прочитайте тринадцатую главу. И обновленцы, и митрополит Сергий исполняют только волю безбожников. И этого вовсе ни от кого не скрывают, а даже пишут в своих "декларациях". Поэтому всякий истинный сын Церкви должен бежать от этих христопродавцев без оглядки; и все истинные чада Церкви должны основать свои приходские общины, свободные и независимые от христопродавцев-архиереев. А несомненно, что архиереи, кто подчинился митрополиту Сергию, — все отреклись от народа церковного и служат безбожникам и только развращают верующий народ. Поэтому нужно исполнить заповедь из Откровения Иоанна Богослова: Выйди от нея, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ея и не подвергаться язвам ея (Ап. 18:4). Нужно, чтобы все священники приходские были выборные, а не назначенные. Нужно, чтобы все священники дали подписку приходским советам, что без ведома приходского совета делать ничего не будут. Нужно, чтобы и епископы были избраны народом за их благочестивую жизнь, а не пьяницы и христопродавцы, которых назначают обновленцы" (77).

Другой исповедник, архиепископ Варлаам Пермский, подчеркивал, что "Церковь, хотя и не может вести физическую борьбу с коммунизмом, должна вести духовную войну с ним". Нужно признать, что это критическое различие между борьбой духовной и физической было отчасти упущено из вида в оффициальных церковных документах предыдущего десятилетия. В своем естественном стремлении защитить свою паству и держать власти на расстоянии, Церковь в стремлении подчеркнуть свою гражданскую лояльность режиму выходила за пределы свойственного ей. Даже на закон об отделении Церкви от государства, осужденный Собором как замаскированная атака на церковную свободу, и участие в осуществлении которого каралось отлучением от Церкви, стали впоследствии ссылаться как на обещание хотя бы минимального невмешательства в ее внутреннюю жизнь.

Но сергиевская интерпретация этого закона, согласно которой даже самая легкая критика какого-либо аспекта реалий советской жизни или несогласие с оффициальной советской политикой рассматривались как вмешательство в дела государства и как политическое преступление, пробудила, наконец, в церковной иерархии дух праведного негодования, дух Илии Пророка и Иоанна Крестителя, дух священномучеников Московских Филиппа, Ермогена и Тихона (в первый год его патриаршества). Так что рождение в 1928 г. Катакомбной Церкви было в прямом смысле возрождением духа Московского Собора в первые месяцы 1918 г. Ибо горький опыт прошедшего десятилетия научил, что ничего, кроме времени, выиграть путем уступок государству невозможно, и что теперь, когда уступать, кроме самой души Церкви, было уже нечего, настало время говорить всю правду — чего бы это ни стоило. Как говорилось в написанном много лет спустя "Письме из России": "Нам ни к чему маневрировать: нам нечего беречь, кроме Божьего. Ибо кесарево (если действительно признавать его за кесаря, а не фараона) всегда связано с угашением духа..." (78).

63 W. FLETCHER, The Russian Orthodox Church Underground, 1917–1971 (Oxford University Press, 1971) 57.
64 См.: FLETCHER, The Russian Orthodox Church Underground… 59.
65 РУСАК, Свидетельство обвинения... 175; ГУБОНИН, Акты... 409.
66 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 440.
67 Н. БАЛАШОВ, Еще раз о декларации и о солидарности Соловчан // Вестник
Русского Христианского Движения 157 (1989) 198.
68 ГУБОНИН, Акты... 516, 524.
69 Копия письма архиепископа Рижского Иоанна на имя архиепископа Литовского и
Виленского Елевферия, 2 ноября 1927 г. // Православная жизнь. № 3–4. (1992) 52–53.
70 См.: Н. А., Не бо врагом Твоим тайну повем... 47.
71 Цит. по: ГУБОНИН, Акты... 546, 545.
72 Цит. по: ПОЛЬСКИЙ, Новые Мученики Российские... Т. 1. 57.
73 См.:ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 100.
74 ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 128–129.
75 См.: ПОСПЕЛОВСКИЙ, Митрополит Сергий и расколы справа... 70.
76 См.: Православная Русь. № 20 (1545) (1995) 14.
77 Цит. по: ФОН СИВЕРС, Экклесиология Андрея Уфимского (кн. Ухтомского) // Вестник Германской Епархии. № 2 (1993) 20.
78 Русская мысль. № 3143 (17 марта 1977).

Ересь сергианства

Один документ этого периода, приписываемый архиепископу Феодору Волоколамскому (79), отлично выражает все то отвращение, какое чувствовали исповедники веры к предательству митрополита Сергия.

Автор начинает с того, что приводит выдержки из своих дневниковых записей от 3/16 марта 1924 г.: "Может быть, скоро мы окажемся среди океана нечестия малым островком. Картина церковных отношений может видоизмениться, как в калейдоскопе. Обновленцы могут вдруг всплыть, как правящая в России "церковная партия", причем противников у нее может оказаться очень немного, если открытые обновленцы и скрытые предатели поладят между собою и совместно натянут на себя личину каноничности".

Следующий отрывок взят из его записей от 14/27 января 1925 г.: "Трудность настоящего времени для православного человека состоит в том, что теперешняя жизнь Церкви требует от него высокодуховного отношения к себе. Нельзя полагаться на оффициальных пастырей (епископов и иереев), нельзя формально применять каноны к решению выдвигаемых церковной жизнью вопросов, вообще нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп, протоптанных дивьими зверями в овечьей одежде. Жизнь поставила вопросы, которые правильно, церковно правильно, возможно разрешить, только перешагивая через обычай, форму, правило и руководствуясь чувствами, обученными в распознавании добра и зла. Иначе легко осквернить святыню души своей и начать сжигание совести (I Тим. 4:2) чрез примирение, по правилам, с ложью и нечистью, вносимыми в ограду Церкви самими епископами. На "законном" основании можно и антихриста принять..."

Затем следуют его пояснения от 22 октября / 4 ноября 1927 г.: "Церковные события последних недель не являются ли подтверждением этих предчувствий? То жуткое, что предощущалось душой два-три года тому назад, не придвинулось ли к нам вплотную с вторичным вступлением митрополита Сергия в управление Русской Православной Церковью? Вызвавшее многообразные и вполне заслуженные отрицательные критики послание митрополита Сергия и его Синода не бросило ли возглавляемую им церковную организацию в омерзительные, прелюбодейные объятия атеистической, богохульной и христоборной (анти-Христовой) власти (80)и не внесло ли страшное нечестие в недра нашей Церкви? Заметьте: изошло это послание не от раскольников-обновленцев, а от законной, канонической, по-видимому православной иерархии; главные положения послания опираются на тексты (правда, иногда не без искажения их) Св. Писания и на, как будто однородный с настоящим, опыт древней Церкви. С другой стороны, послание стремится и надеется удовлетворить насущной потребности истомленных гонениями верующих душ, ибо сулит им мир и покой. И многие-многие, особенно из духовенства, сочувственно откликаются на обращение митрополита Сергия и его Синода.

В результате этой симфонии богоборной власти и православной законной иерархии получаются уже некие "благие" плоды: епископы (правда, далеко не высшего качества и не очень "виновные") возвращаются из ссылок (правда, не далеких) и поставляются на епархии (правда, не на те, с которых были изгнаны), при митрополите Сергии имеется Синод (правда, похожий скорее на обер-прокурорскую канцелярию) из законных иерархов (правда, большей частью "подмоченных", т. е. весьма в церковном отношении скомпрометированных своей давнишней и прочной ориентацией на безбожное ГПУ); имя митрополита Сергия произносится всеми как имя действительного кормчего Русской Церкви, но увы! — имя это является фальшивой монетой, так как фактически распорядителем судеб Русской Церкви и ее епископов, как гонимых, так и протежируемых, т. е. милуемых и поставляемых на кафедры (последнее особенно печально!), является нынешний обер-прокурор "Православной Русской Церкви" Евгений Александрович Тучков (81).

Всякому, имеющему очи, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, ясно, что, вопреки декрету об отделении Церкви от государства, Православная Церковь вступила в тесный, живой союз с государством. И с каким государством?! Возглавляемым властью, которая основной задачей своей поставляет уничтожение на земле всякой религии, и прежде всего Православного Христианства, так как в нем она видит — и справедливо — основную мiровую базу религиозной веры и первоклассную крепость в ее брани с материализмом, атеизмом, богоборчеством и сатанизмом (коему, как гласит народная молва, причастны неции из властей века сего)..."

Затем приводятся цитаты из Апокалипсиса (17:3,5,6; 12:6; 18:2) с последующим сравнением настоящей церковной ситуации с апокалиптическим повествованием о блуднице на красном звере. Положение особенно трагическое, замечает автор, поскольку "усаживается на зверя багряного с именами богохульными не самочинная раскольница, а верная жена, имущая образ подлинного благочестия. В этом главная, жуткая сторона того, что совершается сейчас на наших глазах, что затрагивает глубочайшие духовные интересы чад Церкви Божией, что неизмеримо по своим последствиям, не поддающимся даже приблизительному учету, но по существу имеющим мiровое значение, ибо с небывалой силой ополчаются теперь на Церковь силы ада. Как же нам быть в эти страшные минуты новой опасности, надвинувшейся по наущению вражьему на нашу Мать?"

Далее он цитирует Апокалипсис (18:1–2,4) о пришествии ангела и падении Вавилона и великой блудницы, но предупреждает своего адресата, что он не прилагает механически апокалиптические пророчества к современной реальности:

"Я только провожу пунктирную линию между образами Апокалипсиса и современными церковными событиями, которые невольно обращают мысль к этим пророческим образам, со своей стороны бросающим яркий луч света на данные события. "Можно неоднократно усматривать еще в Ветхом Завете, что одни и те же пророчества сперва исполняются в малом виде, а потом имеют еще другое, высшее и окончательное исполнение"... Ни самая широкая ученость, ни самый глубокий природный ум, ни самая утонченная естественная мистика не могут дать удовлетворительного разумения таин Божиих. А здесь мы соприкасаемся с тайной, великой и, в известном смысле, последней тайной земного бытия Церкви и человечества... По словам епископа Игнатия Брянчанинова, — ...кто не приял внутрь себя Царства Божия, тот не узнает антихриста; тот непременно соделается его последователем; тот не узнает приближающейся кончины мiра и наступающего страшного второго пришествия Христова... Омраченное своим плотским мудрованием человечество и вовсе не будет верить второму пришествию Господа...

Что господствующая ныне "власть темная" мыслит, рассуждает и действует в стиле этих ругателей, в том нельзя сомневаться. Но не сочтут ли и современные церковные деятели с "ругателями" века сего сочетавшиеся, не сочтут ли они "сумасбродством, достойным лишь презрения", тех дум, которые износит моя душа навстречу Вашей?

На днях один епископ, отстаивая ориентацию митрополита Сергия, запугивал своего собеседника тем, что несогласные с митрополитом Сергием останутся в таком меньшинстве, что явятся одной из множества существующих у нас мелких сект. Бедный епископ, прибегающий к такому бессильному аргументу в защиту народившейся "советской Православной Церкви"! Вспомнил бы множество апостольских предсказаний об оскудении веры и о умножении всякого нечестия в последние времена!

..."Множество" и "большинство" необходимы в парламентах и партиях, а не в Церкви Божией, являющейся столпом и утверждением Истины, независимо от этих категорий и даже вопреки им.

...Недели две-три тому назад я читал письмо, в котором приводились подлинные (в кавычках) слова одной небезызвестной "блаженной", сказанные ею на запрос о митрополите Сергии, причем вопрошавший, по-видимому, указывал, что митрополит Сергий не погрешил против православных догматов, что он не еретик. "Что ж, что не еретик! — возразила блаженная. — Он хуже еретика: он поклонился антихристу, и, если не покается, участь его в геенне вместе с сатанистами".

Все это вместе взятое заставляет живые верующие души настораживаться и внимательно всматриваться в развертывающуюся перед нами картину усаживания жены на зверя. Эти души чувствуют новую, небывалую опасность для Церкви Христовой и, естественно, бьют тревогу. Они, в большей части своей, не спешат окончательным разрывом с церковными "прелюбодеями" в надежде, что совесть их не сожжена до конца. Сбудется ли это чаяние? От души говорю: подай, Господи! Но в самой глубине его нахожу сомнение и, однако, пока не ставлю точки над i. Пусть поставит ее время, а точнее сказать, Владыка времен! Он же да сохранит нас, как от легкомысленной поспешности, так и от преступно равнодушной медлительности в том страшно ответственном положении, в которое мы поставлены Промыслом Божиим!" (82).

Русская Церковь Заграницей сочувствовала таким настроениям. 22 июля 1928 г. ее первоиерарх митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) издал "вполне определенное заявление нашего Архиерейского Синода", в котором говорил о непризнании какого-либо церковного авторитета за сергианским Московским синодам, как заключившем союз с врагами Божиими, и называя его незаконной организацией отступников от веры, подобных древним "либеллятикам", которые хотя и отказывались открыто хулить Христа и совершать жертвоприношения идолам, но доставали у жрецов справки о своем полном согласии с ними (83).

К сожалению, остальные Поместные Церкви, за исключением Сербского и Иерусалимского патриархатов, не выказали особого сочувствия этой позиции...

79 М. Е. Губонин приводит данный текст как "письмо архиепископа Илариона (Троицкого) к Н. Н. по поводу Декларации митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 г."; письмо датируется предположительно ноябрем 1927 г. Принадлежность этого письма архиеп. Илариону наиболее вероятна. См. об этом: Е. Н., Патрологическое издание как зеркало экклесиологии... — Прим. ред.
80 Разнообразные эпитеты, прилагаемые мною к советской власти, я употребляю не в ругательном, а в существенном, строго определенном смысле. — Прим. автора письма.
81 Всего этого не осмелится отрицать митрополит Сергий, явившийся несчастным инициатором, вернее — орудием чудовищного замысла — осоюзить Христа с Велиаром. — Прим. автора письма.
82 Цит. по: ГУБОНИН, Акты... 524–529. См. также: POSPIELOVSKY, The Russian Church under the Soviet Regime... Vol. 1. 483–487; Bishop GREGORY (GRABBE), The Russian Church in the wilderness // Orthodox Life. Vol. 29, № 6 (November–December 1979) 33–35.
83 См.: Archpastoral Encyclical of the Synod of Bishops of the Russian Orthodox Church Outside of Russia, 1969 // Orthodox Christian Witness (March 8/21, 1982).

Плоды сергианства

Если митрополит Сергий думал ценой своей декларации купить себе и своим последователям немного мира, то опыт последующих пятнадцати лет показал, насколько он ошибся. Начало 1929 г. совпало с первым пятилетним планом, коллективизацией и новой интенсивной кампанией против всякой религии. В самом деле, коллективизация (которая, вместе с последовавшим искусственно созданным голодом, стоила, как утверждают, 14 миллионов жизней) видится, и не без оснований, попыткой подрыва религии в самой ее твердыне — в деревне, путем разрушения экономической базы деревни и принуждения всех крестьян вступать в колхозы, полностью зависимые от государства. В апреле государство выпустило законодательство, ограничивающее деятельность Церкви (оффициальной, советской) только богослужением. Антирелигиозная пропаганда, проводимая Союзом безбожников во главе с Ярославским (насчитывавшем к 1933 г. 17 миллионов членов), возрастала, тогда как всякая религиозная пропаганда считалась уголовным преступлением. К 1933 г. половина церквей в стране была закрыта или разрушена.

Верующие всех толков, безотносительно к политическим убеждениям их пастырей, ссылались в тюрьмы и концлагеря. Если истинно-православные христиане Катакомбной Церкви пострадали первыми, то вскоре же за ними последовали и предатели-сергиане; и к концу 30-х годов лишь четверо сергианских епископов на всю Российскую республику оставались на свободе. Не избежали сей участи и неправославные. Так, как подчеркивает Д. Поспеловский, протестанты, хотя и приветствовали революцию и тем избегли первой волны гонений, теперь подверглись тем же преследованиям, что и православные (84)...

Однако, это тотальное гонение не помешало митрополиту Сергию заявить в интервью ТАСС в феврале 1930 г., что "в Советском Союзе никогда не было и в настоящее время не происходит никаких религиозных преследований", что "церкви закрываются не по приказу властей, а по желанию населения, а во многих случаях даже по прошению верующих", что "священники сами виноваты, что не пользуются предоставленной им свободой проповеди", и что "Церковь сама не хочет иметь духовно-учебных заведений"85 . Это вызвало недовольство среди москвичей, только что видевших разрушение чтимой часовни Иверской Божией Матери. Они освистывали митрополита Сергия и бойкотировали его службы (86).

Религиозная жизнь, однако, не прекратилась, а скорее усилилась в подпольных условиях, в которых она только и могла существовать. Странствующие епископы и священники служили в разных потаенных местах по всей стране. В отдельных областях подпольная деятельность буквально кипела. Так, профессор Иван Андреев свидетельствовал, что вплоть до конца II Мiровой войны лично ему было известно около двухсот мест, где проводились богослужебные собрания Катакомбной Церкви в одной только Ленинградской области.

Особенно сильной подпольной сетью, просуществовавшей до самых недавних времен, отличалась, согласно исследованиям советских социологов, Тамбовская область. Другой областью, откуда продолжали вплоть до наших дней выходить катакомбные исповедники, был Урал. И другие горные края, такие как Кавказ и Алтай, продолжали давать убежище ревнителям православного благочестия (87).

Марк Поповский пишет: "Катакомбная или подпольная Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанников. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие из дальних городов и областей" (88).

В мае 1932 г. Сталин объявил о начале "безбожной пятилетки", к концу которой Имя Божие должно было быть забыто на всей территории СССР. Но перепись населения, проведенная в 1937 г., показала, что две трети населения в деревне и одна треть в городах все еще были готовы заявлять себя верующими. Эта впечатляющая цифра, учитывая условия, в которых она была получена, возникла отнюдь не благодаря сергиевскому соглашению с государством, которое скорее разделило верующих и дало атеистам дополнительное и весьма эффективное оружие против них. Более того, именно в 1937 г. гонение на духовенство достигло своего апогея. Согласно данным, недавно обнародованным правительством России, в том году было арестовано 136 900 человек духовенства, из которых 85 000 были убиты (89).

Что касается главы Катакомбной Церкви митрополита Петра, то возможность непосредственно влиять на события была для него чрезвычайно ограничена из-за удаленности места его ссылки в деревушке Хэ на севере Сибири. Епископ Дамаскин утверждал, что он связался с ним через посредство своего келейника, который доложил, что митрополит Петр выразил свое недовольство политикой Сергия. Так, 17 сентября 1929 г., священник Григорий Селецкий по просьбе архиепископа Димитрия Гдовского писал митрополиту Иосифу Петроградскому:

"Исполняю просьбу Высокопреосвященного архиепископа Димитрия и письменно излагаю те сведения, какие мне сообщил находящийся в ссылке еп. Дамаскин. Ему удалось наладить сношения с м. Петром, послать через верного человека полную информацию обо всем происходящем в Русской Церкви. Через этого посланного м. Петр устно передал следующее:

1. Вы, епископы, должны сами сместить м. Сергия.

2. Поминать м. Сергия за богослужением не благословляю.

3. Киевский акт т. н. "малого собора епископов Украины" об увольнении 16 епископов от занимаемых ими кафедр считать недействительным.

4. Письмо епископа Василия (рязанского викария) сообщает неправду (90)" (91). (Речь идет о фальшивке, сфабрикованной сергианами, чтобы показать, что митрополит Петр якобы признал митрополита Сергия.)

Более того, согласно И. Андрееву, двое священников посетили Петра в ссылке и после писали: "Он рассказал нам, как все то, что выполнил митрополит Сергий, предлагали ему, и что он рад, что остался на прямом пути" (92).

Согласно некоторым опубликованным недавно письмам митрополита Петра агентам ОГПУ, он не только отказывался уступить местоблюстительство, но также отвергал и право митрополита Сергия стать местоблюстителем после его смерти. Так, 11 марта 1931 г. он поставил И. В. Полянскому следующий вопрос: "Смена местоблюстителя не повлечет ли за собой и смену его заместителя. Возможно, конечно, что мой преемник, если бы ему не пришлось непосредственно осуществлять свои обязанности, оставит заместителем то же самое лицо, это его право; но то, по моему мнению, несомненно, что исполнение обязанностей этим заместителем должно прекратиться одновременно с уходом замещаемого им лица, подобно тому, как по заявлению митрополита Сергия с его уходом прекращает свое существование и учрежденный им синод; все это, равно и другие вопросы требуют всестороннего и авторитетного обсуждения и канонического обоснования" (93). Тот же аргумент митрополит Петр повторил и Менжинскому в том же месяце (94).

Согласно М. Польскому, митрополит Петр имел секретные связи с митрополитом Иосифом, находившимся в ссылке в Чимкенте. Польский говорит также о его краткосрочном освобождении в 1935 г. Этот факт подтверждается в парижской газете "Возрождение": "В 1935 г. окончился срок ссылки. По дошедшим из России сведениям, митрополит Петр вернулся в Россию и виделся с митрополитом Сергием. Последний хотел получить от него признание нового устройства церковной жизни и согласие на созыв Собора. Были и другие сообщения о том, что большевики, якобы, предложили ему занять патриарший престол, но при соблюдении ряда определенных требований. Митрополит Петр был непреклонен и ни на какие соглашения не шел. Вскоре он вновь был отправлен в ссылку" (95). Также и другая парижская газета, "Русская мысль", сообщала: "Митрополит Петр потребовал у митрополита Сергия передачи ему местоблюстительства. Но получив отказ, вскоре был снова возвращен в ссылку" (96).

Не все верили, что митрополит Петр умер в это время (97). Однако, свидетельства, полученные недавно из архивов КГБ, подтверждают, что он был расстрелян 10 октября 1937 г. Сергий же еще прежде этой даты неканонично присвоил себе титул митрополита Крутицкого и патриаршего местоблюстителя (98). Синод Русской Церкви Заграницей, получив известие о смерти митрополита Петра, начал поминать имя последнего остававшегося в живых местоблюстителя — митрополита Кирилла.

В докладной записке, поданной митрополиту Анастасию 11 апреля 1937 г. профессором С. В. Троицким, последний оправдывал поминовение Русской Зарубежной Церковью имени митрополита Кирилла следующим образом: "Что права заместителя прекращаются со смертью замещаемого, это юридическая аксиома, которую признал и сам митрополит Сергий. Поэтому со смертью митрополита Петра полномочия митрополита Сергия прекратились, и в должность местоблюстителя автоматически eoipso вступает митрополит Кирилл, которого и следует поминать за богослужениями. Против этого могло бы быть лишь одно возражение: митрополит Кирилл по всем данным не получит возможности выполнять свои обязанности местоблюстителя, а митрополит Сергий не откажется от функций временного возглавителя Русской Церкви, и потому, казалось бы, в целях сохранения административного единства Русской Церкви, следует признавать и поминать не митрополита Кирилла, а митрополита Сергия. Однако, такое возражение было бы ошибочным. Не обладание правом зависит от пользования им, а наоборот — пользование правом зависит от обладания им, и потому митрополит Кирилл является законным местоблюстителем, является первым епископом русского народа (Ап. 34), хотя бы он и лишен был возможности пользоваться этим своим правом. Нельзя во имя административного единства жертвовать законностью, и митрополит Сергий, объявляя себя местоблюстителем после смерти митрополита Петра, повторил бы ту же ошибку, какую он сделал раньше, признав власть Синода "Живой церкви", и в сущности взял бы на себя роль этого синода. Русская Церковь уже раз переживала подобное положение после высылки местоблюстителя митрополита Агафангела, и тем не менее, митрополит Агафангел не соблазнился возможностью сохранения административного единства ценой признания "Живой церкви", а дозволил всем епархиям временно управляться самостоятельно, то есть восстановить то устройство, которое существовало в Церкви во время гонений первых веков Христианства. Это его распоряжение должно будет воспринять всю свою силу и в том случае, если митрополит Кирилл лишен будет возможности фактически управлять Русской Цер- ковью. Однако и тогда поминовение его в качестве местоблюстителя остается обязательным" (99).

84 ПОСПЕЛОВСКИЙ, Подвиг веры... 233–234.
85 Цит. по: ГРАББЕ, Русская Церковь перед лицом господствующего зла... 78.
86 Священник СТЕФАН КРАСОВИЦКИЙ, Сергианский раскол в перспективе преодоления (М.: самиздат) 25.
87 См.: А. И. КЛИБАНОВ, Современное сектантство в Тамбовской области // Вопросы истории религии и атеизма VIII (М.: Изд-во АН СССР, 1960) 92–100; Л. Н. МИТРОХИН, Реакционная деятельность "Истинно-Православной Церкви" на Тамбовщине // Вопросы истории религии и атеизма: современное сектантство (М.: Изд-во АН СССР, 1961) 144–160; А. И. ДЕМЬЯНОВ, Истинно-православное христианство (Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1977); New Information on the True Orthodox Christians // Radio Liberty Research (March 15, 1978) 1–4; C. LANE, Christian Religion in the Soviet Union (London: George Allen C° unwin, 1978) Ch. 4; Registered and unregistered churches in Voronezh region // Keston News Service. march 3 (1988) 8.
88 Цит. по: ГРАББЕ, Русская Церковь перед лицом господствующего зла... 79.
89 См.: Service Orthodoxe de Presse 204 (Janvier 1996) 15. Согласно этому же источнику, между 1917 и 1980 гг. 200 000 человек духовенства было казнено и 500 000 сослано в лагеря или посажено в тюрьму.
90 Об этом митрополит Петр пишет в первом своем письме к митрополиту Сергию: "...мне пишут, что епископ Василий о делах от моего имени представил Вам доклад. Должен заметить, что ни ему, ни другому моему сожителю я не давал никаких поручений, касающихся церковных дел". Цит. по: ГУБОНИН, Акты... 682. — Прим. ред.
91 В. В. АНТОНОВ, Ложь и правда // Русский пастырь II (1994) 79–80.
92 Цит. по: Protopresbyter GEORGE GRABBE, The Canonical and Legal Position of the Moscow Patriarchate (Jerusalem: Russian Ecclesiastical Mission, 1971) 14–15.
93 ГУБОНИН, Акты... 880–881, 883.
94 Иеромонах ДАМАСКИН (ОРЛОВСКИЙ) приводит в своей книге (Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Т. 2 (Тверь: Булат, 1996) 361) отрывок из письма митрополита Петра, в котором последний объясняет свой отказ снять с себя сан местоблюстителя: "Прежде всего я нарушил бы установленный порядок, по которому местоблюститель остается на своем посту до созыва Поместного Собора. Собор, созванный без санкции местоблюстителя, будет считаться неканоническим и постановления его недействительными ... Далее, моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия ... К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня. Поэтому в данном случае необходимо наше совместное обсуждение, равно как и совместное разъяснение вопросов в связи с моим письмом митрополиту Сергию, датированным декабрем 1929 года. Наконец, мое распоряжение, вышедшее из тюрьмы, несомненно, вызовет разговоры, догадки, будет истолковано как вынужденное, с разными нежелательными выводами ... Откровенно скажу, что лично о себя я не хлопочу: дней моей жизни осталось немного, да и, кажется, я уже потерял интерес к жизни, скитаясь в общем более восьми лет по тюрьмам и ссылкам. Я только опасаюсь, что распоряжением и деланием наобум могу нарушить свой долг и внести смуту в среду верующих".
95 Возрождение. 16 Ноября (1951). Цит. по: ГРАББЕ, Русская Церковь перед лицом господствующего зла... 68.
96 РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 184.
97 Архиепископ Лазарь Тамбовский пишет, что Казанская церковь в Харькове "делилась пополам перегородкой — половину занимали православные (не путать с сергианами), половину — обновленцы. В 1937 г. пришли чекисты и арестовали его, пока довели его до тюрьмы, то все волосы вырвали. Поминали в этой церкви митр. Петра Крутицкого, вообще, его в катакомбах поминали до самого конца 50-х годов, т. к. не верили, что он скончался" (Владыка Лазарь отвечает на вопросы редакции... 7).
98 См.: А. НЕЖНЫЙ, Третье имя // Огонек. № 4 (3366) (1992) 3.  Прим. ред.: В письме к митрополиту Агафангелу от 31 мая / 13 июня 1926 г. митрополит Сергий писал: "...Вы объявили себя местоблюстителем при живом законном местоблюстителе, т. е. совершили деяние, влекущее за собою даже лишение сана. ...усматривая в провозглашении Вами себя местоблюстителем при жизни митрополита Петра — нарушение правил Апостольских 34, 35, 31; Антиохийского Собора 9, 13 и др., ...я сделал 11/24 мая постановление о предании Вас суду архиереев" (Цит. по: ГУБОНИН, Акты... 479). Таким образом, Сергий сам теперь подпал под свои же собственные прещения.

Позиция митрополита Кирилла

Позиция митрополита Кирилла была не вполне однозначной. В отличие от некоторых других катакомбных иерархов, он не решался — во всяком случае, до 1934 г. — объявить Сергия совершенным отступником, а его организацию — лишенной благодати таинств. Причины тому были двоякими.

Во-первых, как он сам признавался в письме к некоему катакомбному архиерею, он был "чрезмерно осторожен", потому что, находясь в ссылке, он был не вполне осведомлен о церковной ситуации. И во-вторых, он находился в особенном положении, будучи единственным законным местоблюстителем, который обладал возможностью переписываться и дискутировать с Сергием. Посему он, естественно, сводил этот диалог к теме канонических прав местоблюстителей и их заместителей, обвиняя Сергия в узурпации власти первоиерарха.

Рассмотрение этого канонико-административного аспекта проблемы, без касательства еще более важного догматического аспекта подчинения Сергия безбожникам, неизбежно привело к менее серьезной оценке его греха. Тем не менее, внимательное изучение писем митрополита Кирилла к Сергию, написанных между 1929 и 1934 гг., доставит слабое утешение сергианам и их попутчикам. Так, в 1934 г. он писал, что хотя сергианские священники и совершают истинные таинства, но те христиане, которые, приступая к ним, знают об узурпации Сергием власти и о незаконности его синода, могут принимать их лишь себе в осуждение (100).

В своей переписке с Сергием митрополит Кирилл подчеркнул несколько моментов, весьма важных для оценки значения разных расколов, имевших место в Православной Церкви в нашем столетии.

Во-первых, это приоритет "соборности иерархической совести Церкви". Как он писал в 1929 г., "церковная дисциплина способна сохранять свою действенность лишь до тех пор, пока является действительным отражением иерархической совести Соборной Церкви; заменить же собой эту совесть дисциплина никогда не может" (101).

Во-вторых, это право епископа прерывать общение со своим собратом-епископом не только из-за ереси, но также и для того, чтобы не участвовать в братнем грехе. Так, хотя митрополит Кирилл и не считал Сергия погрешившим в вопросах веры, он был вынужден порвать с ним общение, ибо не имел "другого способа обличать согрешающего брата" (102). Если духовные лица придерживаются взаимно противоположных церковных воззрений, то их сослужение будет для обеих сторон "в суд и осуждение" (103) .

Так, в ноябре 1929 г., митрополит Кирилл отказался осудить митрополита Иосифа и его сторонников, порвавших общение с Сергием, и не согласился с сосланными в Ташкент архиереями — Арсением (Стадницким), Никодимом (Кротковым), Никандром (Феноменовым) и другими, — осудившими Иосифа, считая их надежды на созыв канонического Собора "наивностью или лукавством" (104).

В-третьих, хотя митрополит Кирилл не отрицал таинства сергиан, но это относилось у него только к тем священникам, кто был правильно рукоположен, т. е. несергианскими архиереями.

Четвертый момент, подчеркнутый митрополитом Кириллом, заключается в том, что даже в случае такого разрыва общения между двумя партиями, обе стороны остаются в Церкви, доколе между ними сохраняется догматическое единство. Но это сразу же ставит вопрос: погрешил ли Сергий только "административно", преступив каноны, как утверждал митрополит Кирилл, или же и "догматически" против учения о Церкви, как утверждал, среди прочих, архиепископ Димитрий Гдовский (105)? Этот вопрос продолжает волновать и разделять истинно-православных христиан в России, так же как подобный вопрос в отношении новостильников волновал и разделял истинно-православных в Греции. Поначалу это был действительно трудный для разрешения вопрос, особенно пока митрополит Петр был еще жив и, следовательно, раскол не был еще окончательно завершен, и пока еще оставались надежды на покаяние митрополита Сергия. Но с течением времени становилось все более очевидным, что неканоничные деяния митрополита Сергия были внешним, "административным" выражением его внутреннего нравственного и духовного подчинения воинствующему безбожию (106). Более того, после II Мiровой войны Московская патриархия приняла атеизм даже догматически, через свое "богословие мира" и "богословие революции", через свое "коммунистическое христианство" и экуменизм.

Митрополиты Кирилл и Иосиф были расстреляны вместе в Чимкенте в полночь с 20 на 21 ноября 1937 г. (107)

99 ГРАББЕ, Русская Церковь перед лицом господствующего зла... 65–66.
100 См.: ГУБОНИН, Акты... 700.
101 ГУБОНИН, Акты... 636.
102 Там же. 638.
103 Там же. 655. См. также: Экклесиология свт. Кирилла (Смирнова), митрополита Казанского // Вестник Германской Епархии Русской Православной Церкви Заграницей. № 1 (1991) 12–14.
104 См.: В. В. АНТОНОВ, Важное письмо митрополита Кирилла // Русский пастырь II (1994) 76.
105 См.: ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 102–103. Этого взгляда придерживались также митрополит Иосиф Петроградский, архиепископы Феодор Волоколамский и Николай Владимiрский, епископы Алексий Воронежский и Виктор Глазовский.
106 Одно из последних писем митрополита Кирилла, не так давно впервые опубликованное, в определенной степени меняет устоявшиеся представления о церковной позиции владыки. До сих пор считалось, что митр. Кирилл принадлежал к наиболее "мягкому" по отношению к митр. Сергию течению оппозиции, что любят подчеркивать и сами сергиане. Однако, вот что пишет владыка Кирилл в письме от 23 февраля / 8 марта 1937 г.: "...десять лет тому назад я ...считал все сделанное м. Сергием ошибкой, которую он сам сознбет и пожелает исправить. К тому же среди рядовой паствы нашей было множество людей, не разбиравшихся в происшедшем, и нельзя было требовать от них решительного и деятельного суждения о событиях. С тех пор много воды утекло. Ожидания, что м. Сергий исправит свои ошибки, не оправдались, но для прежде несознательных членов Церкви было довольно времени, побуждений и возможности разобраться в происходящем, и оч<ень>. многие разобрались и поняли, что м. С-ий отходит от той Православной церкви, какую завещал нам хранит Св. Патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу Сергианства. Спасутся ли пребывающие в Сергианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело Спасения вечного есть дело милости и благодати Божией, но для видящих и чувствующих неправду Сергианства было бы непростительным лукавством закрывать глаза на эту неправду и там искать удовлетворения духовных своих потребностей... С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении, благодарно оценивая то, что с его именно благословения был высказан от Петроградской Епархии первый протест против затеи м. Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности". (Цит. по: История Русской Православной Церкви... 1917–1970... 982–983). Как видно из этого письма, к концу жизни митрополит Кирилл сблизился в своих взглядах с митрополитом Иосифом, одним из основоположников Катакомбной Церкви. По вопросу о ереси сергианства см. также: [В. ЛУРЬЕ,] Две Церкви // Вертоградъ-Информ. № 2 (47) (1999) 8–28. — Прим. ред.
107 См.: Схимонах ЕПИФАНИЙ (ЧЕРНОВ), Катакомбная Церковь на российской земле (Рукопись). См. также: Владыка Лазарь отвечает на вопросы редакции... 5–6.

Усть-Кутский Катакомбный Собор

После смерти последнего возможного dejure возглавителя Церкви митрополита Кирилла и ее главы defacto в последнее десятилетие (1928–37 гг.) митрополита Иосифа уход Церкви в катакомбы, начавшийся со смертью патриарха Тихона, завершился. Отныне, с разрушением внешнего административного церковного аппарата, каждому отдельному епископу (а иногда и каждому отдельному верующему) предстояло самому по себе хранить огнь веры, будучи связанным со своими собратьями-христианами лишь внутренними мистическими узами жизни во Христе.

Так же оценила происходящее и Русская Зарубежная Церковь на своем II Всезарубежном Соборе в 1938 г.: "Поскольку эпоха, которую мы переживаем, есть без сомнения эпоха апостасии, то само собой разумеется, что для истинной Церкви Христовой период жизни в пустыне, о котором говорит двенадцатая глава Откровения Св. Иоанна, не есть, как некоторые могут полагать, эпизод, связанный исключительно с последним периодом истории человечества. История показывает нам, что Православная Церковь неоднократно удалялась в пустыню, откуда воля Божия призывала ее назад на историческую сцену, где она снова воспринимала свою роль при более благоприятных обстоятельствах. В конце истории Церковь Божия уйдет в пустыню в последний раз, чтобы принять Того, Кто грядет судить живых и мертвых. Так должно понимать двенадцатую главу Откровения не только в эсхатологическом, но и в историческом и педагогическом смысле также: она показывает нам общие и типичные формы церковной жизни. Если Церкви Божией определено жить в пустыне Промыслом Всемогущего Творца, приговором истории и законодательством пролетарского государства, то со всей очевидностью следует, что она должна оставить все попытки добиться легализации, ибо всякая попытка достигнуть легализации во время эпохи апостасии неизбежно превращает Церковь в великую вавилонскую блудницу нечестивого атеизма. Ближайшее будущее подтвердит наше мнение и покажет, что наступило время, когда благополучие Церкви требует отказаться от всякой легализации даже приходов. Мы должны следовать примеру Церкви периода до Никейского Собора, когда христианские общины были объединены не на основе административных институтов государства, а одним лишь Духом Святым"(108).

Пожалуй, самым поразительным и буквальным примером бегства Церкви в пустыню явился поступок епископа Енисейского и Красноярского Амфилохия, который в 1930 г., после разрыва отношений с митрополитом Сергием, удалился (как свидетельствует митрополит Иоанн Снычев, он это сделал по совету митрополита Кирилла) в сибирскую тайгу, откуда не появлялся до самой смерти в 1946 г.(109).

Однако на случай, если соблазн внешней организации и открытых церквей (хотя к концу 30-х гг. их осталось совсем немного) будет искушать верующих признать лжецерковь, Божественный Промысл созвал Собор Катакомбной Церкви в июле 1937 г. в сибирской глуши. Схимонах Епифаний (Чернов) предлагает об этом следующее повествование:

"В 1937 г., в конце июля месяца, в Усть-Куте (на реке Лене, при впадении в нее речки Кута), в перегруппировочном отделении арестантского дома встретились вывозимые из Витима в Иркутск и везомые из Иркутска на север два митрополита, четыре епископа, два священника и шесть мiрян тайной Катакомбной Церкви. Такой полноты собрания единомышленных представителей Церкви трудно было ожидать в ближайшем будущем. Поэтому встретившиеся решили немедленно открыть "Освященный Собор" и вынести канонические решения по насущным вопросам Церкви.

Время Собора было ограничено четырьмя часами, после чего соборяне были развезены в противоположных направлениях. Председательствовал митрополит Иоанн, секретарем Собора был пересыльный по этапу на место жительства, сбежавший на прииски колхозник села Жигалева А. З. Постановления Собора не записывались: А. З. в свое время передал Церкви запомнившиеся решения; они были с его слов, под присягой, записаны и стали канонами Церкви.

Среди этих канонов есть и крайне нужные сейчас. Здесь они передаются, как передал их по памяти А. З., с сохранением точного смысла.

Господи, благослови!

1. Освященный Собор запрещает верным окормляться через духовенство, легализованное антихристианским правительством.

2. Освященному Собору открыто Духом, что клятва-анафема, положенная Святейшим патриархом Тихоном, действенна, и под силу ее поставлены и связаны все священнои церковнослужители, дерзнувшие мнить таковую как церковную ошибку или политическое средство.

3. Всем порочащим и отмежевывающимся от Освященного Собора 1917–1918 гг. — анафема.

4. Все ветви церковные, на стволе соборном находящиеся, — ствол же есть Церковь наша дореволюционная, — суть живые ветви Церкви Христовой. Благословляется молитвенное общение, сослужение Божественной Литургии всеми священнослужителями таковых ветвей. Освященный Собор запрещает в священнослужении всех, мнящих себя не ветвью, а самостоятельным древом церковным. Освященный Собор не находит необходимым административное единство ветвей Церкви, но единомыслие о Церкви вменяет в обязанность всем" (110).

Собор определил единство Катакомбной Церкви и ее отношение к советской церкви; отношение Катакомбной Церкви к советскому государству было выражено в другом катакомбном документе таким образом: "Как нужно смотреть на советскую власть, следуя апостольскому учению о властях? Согласно изложенному нами апостольскому учению, следует признать, что советская власть не является властью. Она есть антивласть. Она не является властью, потому что не учреждена Богом, а дерзостно сотворена совокупностью злых действий людей, укрепляется и поддерживается этими действиями. Если злые действия ослабевают, то ослабевает и советская власть, представляющая сгусток зла. Зло возникает, когда нарушается Воля Божия. Для человека это есть нарушение Божиих заповедей. Научает этому враг рода человеческого. Сатана ведет борьбу с Богом, а поле битвы — сердца человеческие. Эта власть утверждается, чтобы уничтожить все религии, просто искоренить веру в Бога. Сущность ее — борьба с Богам, поэтому корень ее — от сатаны. Советская власть не является властью, потому что она не может по своей природе исполнить в полноте закон, ибо существо ее жизни есть зло.

Могут сказать, что советская власть, осуждая разные преступления людей, может пока еще считаться властью. Мы не говорим, что отсутствует вообще правящая власть. Мы утверждаем лишь, что она есть антивласть. Надо знать, что утверждение реальной силы связано с теми или иными действиями людей, которым свойственен инстинкт самосохранения. Они же должны считаться с извечно присущими человечеству законами нравственности. По существу же эта власть последовательно совершает человекоубийство физически и духовно. Реально действует сила вражия, которая называется советской властью. Враг хитростью стремится заставить человечество признать эту силу как власть. Но апостольское учение о власти к ней неприменимо. Как зло неприменимо к добру и Богу, потому что зло вне Бога, а враги с лицемерием могут прикрываться известным изречением, что все от Бога. Эта советская антивласть и есть коллективный антихрист, богоборчество" (111).

А что же дальше? Какие надежды питают христиане Катакомбной Церкви в отношении своего грядущего избавления от этих страшных мучений?

Одни, как например епископ Максим Серпуховский, смотрели в будущее с пессимизмом, считая, что мiр переживает свои последние дни; другие предвещали пред концом возрождение Святой Руси, как например прозорливая старица Агафия из Белоруссии, которая была заморена властями до голодной смерти в 1939 г. в возрасте ста девятнадцати лет (112).

Однако, в конце 30-х годов все выглядело довольно мрачно. Е. Лопешанская пишет о катакомбном священномученике епископе Дамаскине: "Он зажег сердца многих, но масса, в которую обратился народ, осталась тем, чем она только и может быть, — пассивной и инертной, движущейся в любую сторону, в зависимости от внешнего толчка, а не от внутренних побуждений... Долгая изолированность епископа Дамаскина от советской жизни, оторванность от постепенного процесса советизации привела к недоучету им реального соотношения сил в окружающей его действительности. Оставаясь сам незыблемым, он просмотрел перерождение человеческой души в массе и ее опустошение. Эту душу переставили на другой путь — скользкий, оппортунистический, ведущий людей туда, куда их хотят привести смелые, ни перед чем не останавливающиеся, посягающие на все ценности, моральные и материальные, вожди мiровой революции. В репрессивных мероприятиях советской власти, помимо непосредственных результатов таился глубокий смысл. Между архиереями и священниками, томившимися в концлагерях и тюрьмах, и массой верующих, как бы твердо стоять в вере они ни старались, возрастала пропасть взаимного непонимания. Исповедники силились поднять верующих на более высокую ступень и приблизить их духовный уровень к своему. Масса верующих, отягощенная житейскими и семейными заботами, ослепленная пропагандой, наоборот, невольно опускалась. Призраками грядущего золотого века сытости, полной свободы от всяких внешних и внутренних ограничений, подчинения человеку сил природы, заманчивыми перспективами, в которых фантазия переходила в науку, ...большевики захватили в свои сети подавляющее большинство народа. Только отдельные личности могли сохранять приподнятость духа. Этим положением прекрасно воспользовался митрополит Сергий..." (113).

Другой катакомбный священномученик, епископ Яранский Нектарий (Трезвинский), писал из ссылки своей пастве:

"Из истории Церкви Христовой видно — почти все борцы за правду Христову погибли в борьбе, только после смерти их торжествовало то дело Божие, за которое они боролись. Так будет и в нашей борьбе с сергианством. Народ наш стал безразличен к церковным вопросам, а духовенство — это большей частью обрядоисполнители-жрецы, для которых лишь бы было чем кормиться, спокойно жить, а против нас, противников сергианства, не побрезгуют никакими силами, безнравственными мерами, как то: допросами, ложными слухами, подпаиванием водкой горланов на приходских собраниях и прочее. Так, про меня Сергий напечатал: я якобы посвятил в попы двоеженца, чего я и во сне не видел.

Словом, наша борьба хотя и свята, но бессильна. Я лично не надеюсь на освобождение, а скорее всего погибну, сгнию в лагерях, утешаясь обетованиями Христовыми. Блаженны изгнани правды ради... Нелегко страдать. Но другого выхода нет, выбора или разделения быть не может. Не колеблитесь, возлюбленные, для вас жизнь — Христос, а смерть — приобретение. Что нам делать? Как нам быть? Вопрошаете меня, ревнители Православия, лишенные своих пастырей и не могущие из-за чуткости совести молиться в сергианских храмах. Вполне понятны страдания ваших душ. Жить без церковной молитвы — это великое бедствие для верующих, а теперь ведь много городов и сел, где нет храмов, а если и есть, то обновленческие или сергианские. Объединяйтесь в мелкие группы и молитесь по домам, пойте церковные песнопения, читайте слово Божие, творите посильно милостыню, погребайте умерших без сергианских попов. Св. Тайны принимайте лишь от истинных пастырей, а таковых вы всегда найдете с помощью Божией" (114).

У Сергия было много апологетов. Некоторые утверждали, что он "спасал Церковь" для будущих поколений, когда шквал гонений стихнет. Это предположение не оправдалось, ибо к 1939 г. на свободе оставалось только четыре епископа и открытыми жалкая горстка храмов на всю страну. И если и можно сказать, что Церковь была "спасена человеками", то это следует относить не на счет Сергия, а на счет фашистов, чьи успехи, как мы увидим ниже, заставили Сталина сделать некоторые уступки оффициальной религии, или на счет Катакомбной Церкви, которая, как пишет В. Алексеев, "в некотором смысле спасла оффициальную Церковь от полного разрушения, потому что советские власти боялись безжалостным уничтожением загнать всю Русскую Церковь в подполье и тем самым потерять над нею контроль" (115).

Другие пытались оправдать Сергия, утверждая, что есть два пути спасения: один посредством открытого исповедничества или не менее трудного (в советских условиях) ухода в катакомбы, а другой посредством компромисса. Сергий, согласно этой точке зрения, был не менее мучеником, чем катакомбные мученики, только его мученичеством была потеря доброго имени. Однако, это воззрение близко подходит к ереси, что может быть спасение через грех — в данном случае через самую бессовестную ложь, пожертвование свободой и достоинством Церкви и Православия и предание на муки и смерть своих собратьев христиан (116).

Все апологеты Сергия делают свою главную ошибку, когда забывают, что спасает Церковь не человек, а Бог. В самом деле, они весьма близки к утрате веры в Бога — не столько, конечно, в Его бытие, сколько в Его Промысел и Всемогущество. Спасительная вера — это вера Авраама на горе Мориа, Моисея в Чермном море, Давида перед лицом Голиафа, Илии пред жрецами Ваала — это вера, что вся возможна Богови (Мф. 19:26). Это вера, которая взывает: Сии на колесницех и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего призовем (Пс. 19:7). Это была и есть вера Катакомбной Церкви, которая, как основанная на камне, камень же бе Христос (I Кор. 10:7), преодолела врата адова. Но сергиева "вера" была иного, более "гибкого" рода, того, о котором пророк сказал: Яко рекосте: сотворим завет со адом, и с смертью сложение: буря носима аще мимоидет, не приидет на нас: положихом лжу надежду нашу, и лжею покрыемся. И положу суд в надежду, милость же Моя на мерилех, и уповающие вотще на лжу: яко не минет вас буря, и не отымет от вас завета смертнаго, и надежда ваша, яже ко аду, не пребудет. Буря идущая аще найдет, будете ей в попрание. Егда мимоидет, возьмет вас: яко по всяко утро преходити будет в день, и в нощи будет надежда зла: научитеся слышати утесняемии (Ис. 28:15,17–19).

108 Цит. по: A. GUSTAVSON, The Catacomb Church (Jordanville, 1960) 102.
109 СНЫЧЕВ, Церковные расколы в Русской Церкви... 345. См. также: РЕГЕЛЬСОН, Трагедия Русской Церкви... 501.
110 Схимонах ЕПИФАНИЙ (ЧЕРНОВ), Личное сообщение (1980). См. также: Важное постановление Катакомбной Церкви // Православная Русь. № 18 (1949).
111 ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 541–542. См.: Архиепископ АВЕРКИЙ, Современность в свете слова Божия. Слова и речи (Джорданвилль–Нью-Йорк: Свято-Троицкий монастырь, 1975) Т. 3. 593–595. См. также: Митрополит ИННОКЕНТИЙ, О советской власти // Архиепископ НИКОН (РКЛИЦКИЙ), Жизнеописание Блаженнейшего Антония... Т. VI. 168–172.
112 Цит. по: ANDREYEV, Russia’s Catacomb Saints... 422–423.
113 ЛОПЕШАНСКАЯ, Епископы-Исповедники... 65–66.
114 Послание из ссылки // Православный вестник. № 87 (Янв.–февр. 1996) 15.
115 W. ALEXEYEV, The Russian Orthodox Church, 1927–1945: Repression and Reviual // Religion in Communist Lands. Vol. 7. № 1 (Spring 1979) 30.
116 См.: Е. С. ПОЛИЩУК, Патриарх Сергий и его декларация: капитуляция или компромисс? // Вестник Русского Христианского Движения 161 (1991) 233–250. В целом, обвинения митрополита Сергия, что все катакомбные епископы были "контрреволюционерами", было достаточно, чтобы послать их на смерть.

<= предыдущая глава       содержание      следующая глава =>